Рассказ мой будет сбивчив и бессвязен. Ибо вся поездка была сплошным сумасшествием – от изначальной неопределённости с паспортом и судорожного выкупа билетов за день до отъезда и до нервного оформления электронной визы за полчаса до вылета. Очень много суетливых «до». Наложились друг на друга получение гражданства, приглашение на свадьбу старого друга, и неожиданное появление некоторых средств на счету. И вот уже с криками «Да сколько той жизни!» и «Когда я ещё соберусь в Австралию?!» пакую чемодан. Кинематографические пейзажи крутятся перед моим мысленным взором и кенгуру ласково подмигивают, пережёвывая эвкалиптовые листья.
Долгий перелёт (22 часа) помимо ужаса непосредственно перед его продолжительностью утомляет осознанием нездоровости подобного образа жизни. Сидеть и есть, спать и есть, смотреть телевизор и есть. И ешь вобщем-то не из-за голода, а от скуки. Этакое болезненное любопытство – ну что там ещё за гадость нам подсовывают? Ага. Ладно, всё равно съедим.
Слава богу имеется пересадка. Первое разморяющее впечатление – Гонолулу. Вернее гонолулский аэропорт. Там играет гавайская музыка. Тихо, ненавязчиво, непрерывно. Душная влажная ночь, мягкое подвывание гавайских гитар, треньканье укулеле и все кругом такие загорелые и разноцветнорубашечные. А ты сам какой-то неуместный с кожаной курткой в руках и в тяжёлых зимних туфлях. Курится торопливо и с трудом. А вокруг в темноте шевелится Тихий океан и лёгкое дыхание экзотики уже гладит тебя по небритым щекам.
Ещё десять часов сна, чтения и вглядывания в мутноватый экран видеопроектора и мы начинаем выписывать круги вокруг Сиднея. С ужасом осознаю, что проспал своё первое в жизни пересечение экватора. Первая мысль – надо бежать в туалет, смотреть куда крутится воронка. Вообще с этой воронкой сплошное мучение было. Определить как она вращается я пытался долго и безуспешно почти всё своё пребывание в Австралии. Однако беда в том, что все встреченные мной австралийские водостоки были ужасно широкие и засасывали воду со кошмарной силой со всех направлений одновременно. Наполнишь раковину, откроешь сток , а он сделает так “хль-хль-хль-хль” и нету воды. Стоишь и думаешь – была там воронка или померещилось. А, простите, унитазы и того страшнее – в них ревя и пенясь извергались какие-то совсем уж невообразимые по могучести потоки. На эти буруны и смотреть страшно было – какая там воронка. Терек в тисках фаянса. Так что единственную в Австралии водяную воронку я увидел уже под конец путешествия. Но об этом позже.
В Сиднейском аэропорту меня долго допрашивает строгая австралийская пограничница. Потом берёт за грудки таможня. Отводят в сторону, просвечивают багаж и задают провокационные вопросы типа «А Вы знаете, что у Вас в сумках?». С дрожью в голосе отвечаю «Знаю» и меня отпускают.
Вот я уже на земле пятого (или шестого?) континента – здесь лето, солнце, люди в шортах и сплошная стройка. Уже в аэропорту не повернуться из-за строительных заборов и загородок. Сидней нервно готовится к Олимпиаде-2000 – строят и перестраивают всё и вся, работают по ночам и по выходным, красношеие строители в касках теснят строгогалстучных клерков на тротуарах в Сити. Впрочем, я забегаю вперёд.
После двадцатиминутного ожидания меня находят друзья, по-дружески жестоко фотографируют в абсолютно помятом и непрезентабельном виде и везут в место, где мне предполагается гостить. Первая поездка через город. Слева остаётся современный и относитедьно высокий Сити, по Харбор-бридж перезжаем залив, утыканый яхтами, хотя и не так густо, как в туристических проспектах. Вот и знаменитый Опера-хаус коротко светится сквозь перила моста. Кругом холмы, зелень, резкий взрывной траффик.
Сразу пару слов об австралийских дорогах и автомобилях. Во-первых, практически все модели машин незнакомы, узнаются только родные хонды – они такие же, как в Америке. Есть и специфически австралийские машины – Холден, местное подразделение Опеля.
Во вторых, средняя австралийская машина - это маленькая машина. Маленькая, естественно, по моим североамериканским меркам. Монстров типа Меркюри Гранд Марки не видно вообще. Все компактные, уютные, манёвренные. Наверно поэтому они несутся с огромной скоростью, минимальной дистанцией, практически не тормозят на поворотах и утыкаются в бамперы друг другу на светофорах.
Сиднейские таксомоторы – это отдельная песня. Они все украшены сверху дополнительными фонарями, какими-то мигалками, и порождают ощущение, что вокруг сплошные полицейские. У многих на багажниках стоят специальные утолщающие корму насадки – чтобы в торце мог поместиться рекламный плакат. Так и ездят – сверху стойка мигалок, а в заду горит реклама. Носятся, как сумасшедшие, как и положено таксистам в любом городе мира.
Ну и левостороннее движение. Оно смущает. Поскольку сидишь как бы на водительском сиденьи (для правостороннего движения) всё время хочется контролировать ситуацию. Особенно велик соблазн развернуть к себе зеркало заднего вида. Кстати, привычка к правосторонности больше всего мешала в пешеходном состоянии. Чтобы разойтись со встречным интуитивно принимаешь вправо, а он, естественно, влево. Бух – столкнулись. «Сорри, майт. Ю райт». И непонятно что он имел в виду. Что я прав, в смысле не лев и в этой своей правоте в корне неправ? Ладно, я знаю, что это всего лишь жалкая попытка плагиата старой шутки из учебника английского языка.
Приезжаем. Стуча сумками о стены и двери, вваливаюсь в дружескую квартиру. Меня тут же тащат на балкон - любоваться видом. Вид и вправду прекрасен: прямо из под окон уходит лохматый ковёр яркой зелени в прорезях красных черепичных крыш, вдали за мостом громоздится Сити, видна полоска залива и даже пара рогов Опера-Хаус. Всё это залитое солнцем, ухоженое и чистенькое. Свежий ветер с запахом моря порождает невнятные ассоциации с Крымом, который неправдободобно далёк от меня в эту минуту. В листве мельтешат и кричат ярко-зелёные попугаи. Хозяин жалуется, что они залетают на балкон и своей трескотнёй не дают спать по утрам. Ещё слышны странные протяжные звуки – меня уверяют, что здесь так кричат вороны, которые, кстати, и на ворон непохожи, поскольку белобокие и мелкие. Зачем спрашивается тогда вообще называть их воронами? Дружно вспоминаем, что через пару часов должна состояться свадьба, а значит неплохо всем, включая меня, привести себя в порядок.
Говоря о свадьбе я буду краток – всё-таки это частное событие. Церемония в состоялась в небольшой англиканской церкви, причём принадлежность брачующихся (как я люблю это слово из лексикона загса!) к иной конфессии абсолютно никакой проблемы не составила. Описать сам процесс бракосочетания я затрудняюсь ещё и по той причине, что меня, дорогого гостя, радостно обвешали фотоаппаратами, вооружили видеокамерой и попросили запечатлеть. Так что я мог наблюдать обряд только одним глазом через объектив, ходил боком и задом, спотыкаясь в полутьме, и ужасно страдал от жары в пиджаке и галстуке. Что именно я заснял, мне посмотреть так и не удалось – вполне возможно меня просто пощадили. В целом церемония была очень простой, ненапыщенной, и сравнительно недолгой.
После краткой передышки отправляемся на приём по случаю события в гостевой комнате одного из отелей в Сити. Гости (в основном австралийцы, знакомые родственницы моего друга) чинно стоят группами, разговаривают, попивают шампанское, закусывая миниатюрыми бутербродами. Бутерброды очень вкусные и мы, образовав маленькую русскоязычную группу, оттираем официантку в сторону и атакуем поднос с ними с варварской беспощадностью. Впрочем вполне извинительной, поскольку все и вправду оголодали, а у меня за время полёта так просто выработался рефлекс непрерывного поедания. Постепенно начинается общение с аборигенами. Как на подбор милые и приятные люди. «Вы из Канады? Приехали на свадьбу? Это же такая даль! Как это мило с Вашей стороны!». Я смущенно улыбаюсь, самозванный символ дружеского самопожертвования. С пониманием местного диалекта английского у меня проблем нет, у них с моим русско-канадским вроде бы тоже. После торжественного разрезания торта и произнесения кратких благодарственных речей новобрачными общество постепенно переползает в соседнее помещение, где моджно сидеть и курить. Традиционный обмен разноплемёнными сигаретами: австралийцы достают толстенные пятидесятиштучные пачки, я - украшенный демонически-чёрными предостережениями минздрава Канады «Ротманс», а мой недавно вернувшийся из отпуска приятель – «Соверен» харьковского производства. Экзотика. Разговор тут же заходит о вечном – о налогах.
Небольшое отступление. Не скажу за всю Австралию, но жизнь в Сиднее, на мой взгляд, сравнительно дорогая. Поскольку австралийский доллар соотносится с канадским практически один к одному, сравнивать было очень легко и на уровне мелких расходов я иногда бывал, скажем так, удивлён. К примеру, те же сигареты (25-штучная пачка) стоили семь с половиной долларов, телефонный звонок – сорок центов минимум, проезд в автобусе – два с лишним доллара. Квартиры, как меня уверяли, тоже очень недёшевы, а средний уровень зарплат от канадского не шибко отличается. Правда австралийцы пока лишены такого счастья, как налог на продажу, но уже летом ожидается его ввод в размере сразу десяти процентов. Я понимаю, что эти сопоставления мало что скажут людям, живущим не в Канаде и не в Штатах, поэтому просто повторю, что Сидней показался мне дороже, чем Торонто.
Всласть поругав политиков (каждый своих), переходим к более высоким темам - грядущая Олимпиада, ожидающийся на днях гейский Марди-Гра, забитые отели, бары, рестораны, выпивка, выпивка, выпивка. Меня усиленно зовут посетить Мельбурн, но я ещё в Торонто откинул эту идею из-за недостатка времени и средств. Постепенно гости расходятся, а новобрачные отправляются прямо в мансион в Голубых Горах, где предполагают провести медовый месяц протяженностью аж в два дня. Мы должны присоединиться к ним завтра и помочь в тяжелом деле отдыха и развлечений.
Вечером, слегка передохнув, отправляемся с друзьями на пляж. Уже темно, дует тёплый, но очень сильный ветер. Мои посещают смутные сомнения в возможности купания в такую штормовую погоду, но упускать шанс окунуться в океан я не намерен.
По пути меня развлекают разнообразными сведениями об особенностях местного купания. Например, об отливных течениях по сторонам бухты, уносящих купальщика в открытое море. Сопротивляться, мне говорят, бесполезно, надо спокойно плыть по течению и призывно махать руками – тогда за тобой приедут спасатели и вытащат. Правда ночью на пляже спасателей нет.
Ещё здесь водятся акулы, но мелкие. А также какие-то особенные синие медузы, которые впиваются в кожу и отцепить их потом можно только полив уксусом. А если отодрать просто так, то остаётся рубец на всю оставшуюся жизнь. Кстати, уксуса в машине нет. И так далее. Страшные соломоновы острова.
Добираемся до пляжа. Волны, длинный, в сотню метров накат. Неправильным образом ущербная луна подсвечивает их каким-то зловещим светом. В них чудятся медузы, акулы и совсем уже какие-то мурены. Обнаруживаю звёзды и вспоминаю, что ведь это же совсем другое небо. Мне показывают Южный Крест и Орион. Южный крест имеет слегка покосившийся вид. Думаю при желании его можно было бы принять за что-то более сложное – например за какое-нибудь животное. Орион ярко светится прямо над головой. Особенно его пояс. Мне хочется и дальше смотреть на звёзды и не хочется в воду. Но посрамить гордый дух канадских лесорубов нельзя.
Впрочем, выясняется, что всё не так страшно – купаться мы собираемся не в самом океане, а в бассейне с океанской водой, устроенном прямо на пляже. Некоторое облегчение и в то же время разочарование. Плюхаюсь в бассейн. Вода очень солёная и не такая уж и тёплая. Но всё равно хорошо. Потом можно сидеть, вдыхать влажный ветер и есть пиццу, запивая классическим австралийским лагером VB (Victoria Bitter). Вах! И это всё ещё первый день!
Меня отвозят домой. Перед сном я выхожу на балкон и вновь смотрю на панораму теперь уже ночного Сиднея. Он красив не меньше, чем дневной. Сити залит светом, гигантские неоновые рекламы на крышах обрамляют его разноцветным орнаментом, а через мост бежит бесконечная лента автомобильных светляков. Птиц уже не слышно, но метрах в трёх от меня неожиданно и бесшумно вспархивает здоровенная черная тень. Не иначе летучая собака. Сразу решаю, что экзотики с меня на сегодня хватит, раздавливаю сигарету в пепельнице и бегу спать.
Утро в Сиднее вновь напоминает Крым. Бледное восходное солнце и запах моря. Едем в Голубые Горы (Blue Mountains). Во время расплаты на толле (некоторые хайвеи платные) моему приятелю выдают какой-то жетон. Спрашиваю что это – выясняется, всего-навсего пятидесятицентовая монета. Огромная, сантиметра три в диаметре, толстая и угловатая. На одной стороне, как положено, портрет королевы, на другой – какого-то деятеля в орнаменте из колючей проволоки. Монетная система напоминает канадскую – есть монеты в один и два доллара. Купюры же пластиковые, разноцветные, очень приятные на ощупь, с симпатичным прозрачным окошечком в уголке. Зачем оно нужно я не знаю, но смотрится забавно. Уверяют, что срок службы у банкнот практически неограничен. Кроме того, можно купаться с кошельком в кармане. Какое удобство – а кто бы мог подумать .
Останавливаемся передохнуть. В маленьком придорожном магазине знакомлюсь со стандартным набором австралийских сувениров: шляпы a la крокодил Данди, негнущиеся всепогодные плащи-парки, плющевые коалы и кенгуру в ассортименте, бумеранги всевозможных размеров и раскрасок, и народный австралийский инструмент «диджириду». О нём стоит сказать особо – кривоватая деревянная труба (судя по всему выдолбленная), раскрашенная же и издающая характерный дребезжащий звук. Я не могу сказать, что уверен в том, что звук тонируется, но в другом месте я видел, как диджиридудки продавались в комплекте с самоучителем игры на них. Самоучитель был иллюстрирован фотографиями автора (белого), берущего уроки игры у народных мастеров диджиридудения. При этом следует отметить, что стоят они очень недёшево – не меньше полутора сотен долларов. Но я пока воздерживаюсь от покупок – мудрость бывалого путешественника.
Хайвей начинает карабкаться вверх и извиваться - мы прибываем в Голубые Горы. Заезжаем в чудный уютный мансион на берегу озера подобрать молодоженов и отправляемся в национальный парк. Оказывается это не просто название, горы и вправду голубые. И всё из-за эвкалиптов. От них подымается в воздух пыльца, которая окутывает всё вокруг лёгкой голубой дымкой. Пологие склоны, перемежающиеся рыжеватыми выветренными скалами и резкими, словно откусанными, обрывами. Виды со смотровых площадок мистически спокойны и резко контрастируют с непосредственным взглядом на окружающую природу. Вблизи лес очень светлый, прозрачный, ярко-зелёный и с попугаями. Какая может быть мистика, когда по веткам снуют ярко-красные попугаи?
Место с гулким названием Катумба. Туристов развлекают игрой на странных ударных инструментах двое аборигенов. Всё, как полагается – в набедренных повязках, угрожающе раскрашенные с выбеленными волосами. К нашему появлению у них начинается перерыв. Один отходит в сторону, достаёт из котомки сотовый телефон, звонит. Не ожидая продолжения концерта, движемся к очередной смотровой площадке. Фотографируемся. Знаменитая трёхглавая скала «Три сестры» - один из туристических символов Австралии. Туда можно пройти по тропинке. Но мы выбираем другой аттракцион – проезд в гондоле над пропастью. Маленький желтенький вагончик медленно ползёт на высоте сто метров. А может и не сто, но всё равно впечатляет. Проплываем мимо стекающего в пропасть водопада Katoomba Falls. Он небольшой, но очень красивый. Как и положено по всем законам моей удачи в фотоаппарате заканчивается плёнка. Однако хватает ума наплевать и наслаждаться сказочным видом.
Потом можно спуститься на дно пропасти в специальном вертикально идущем поезде. Под музыку из «Индианы Джонса» и крики туристов ныряем в расщелину – вертикальность действительно вполне приличная, но отнюдь не роллеркостерная. Что хорошо – можно продолжать любоваться пропастью. Высадившись, предпринимаем прогулку к подножию водопада. Увы, непосредственно к водопаду подойти не удаётся – он виден наверху, слышен неподалёку, но к нам выбегает из кустов маленьким и насмешливо бурлящим потоком. Осознаем, что время близко к отправлению последнего поезда наверх. Альтернатива – идти по тропинке. Красиво, но далеко и высоко. Малодушно торопимся обратно к обожаемой моторизованности.
Идея водопада, стекающего в пропасть не перестает тревожить и бередить душу. Направляемся к ещё одному – Wentworth Falls. Долго идём по лесным тропинкам. Несмотря на очередную порцию рассказов о местных змеях и лохматых пауках в ладонь величиной, мне совершенно не страшно. Эвкалиптовый лес умудряется оставаться светлым и весёлым даже в наступающих сумерках. Вот только стихают птицы. Наконец и река. Точнее проток. По нему можно гулять босиком или скакать с камня на камень. Ещё сотня метров и я самым классическим образом застываю в восхищении – я на краю обрыва и передо мной все Голубые Горы! Это трудно описать, это из тех моментов, что врезаются в память навсегда. У меня было их несколько во время этого путешествия. И сейчас я могу закрыть глаза и вновь ощутить себя там, на краю пропасти, которая, как известно, и пугает и манит. Теперь можно никуда не торопиться, присесть на камень и смотреть, не думая ни о чём. Ну совсем ни о чём.
Темнеет. Возвращаемся в мансион, где нам предстоит провести эту ночь. Но прежде выбираемся в курортный городок поужинать. Накормить меня местной едой не получается - большая часть ресторанов уже закрыта, воскресенье. Не утруждая себя особо долгими поисками, приземляемся во французском ресторане – дорогом, но вкусном. Впрочем, экзотические австралийские блюда я ещё попробую. Но обо всём по-порядку.
Сдвиг во времени продолжает сказываться на моём режиме – причём положительно. Независимо от времени засыпания в семь часов утра я уже на ногах. Выхожу на прогулку по берегу озера и на нижней ветке дерева обнаруживаю ещё одну подлино австралийскую достопримечательность – плотоядную птицу кукобару. Небольшая, большеголовая, она сидит солидно, небоязливо и вопреки своей крикливой репутации молчит, изредка оглядываясь на перекаркивающихся ворон и верещащих попугаев.
Мансион проявляет ненавязчивую заботу – элегантный завтрак на веранде с видом на озеро. По моим абстрактным представлениям – английский: тосты, джем, яичница, кофе, свежие газеты. Нет, газеты я не ем, но так хочется откинуться в плетеном кресле и неторопливо почитать. Ощутить прелести колониальной жизни.
Увы, совсем не торопиться не получается – нам надо ехать в Genolan Caves, а это сто с лишним километров. Вежливо попрощавшись с хозявами отправляемся в путь. По сторонам дороги расстилается то, что хочется назвать типичным австралийским пейзажем: луга с пасущимеся овцами и коровами, одинокие деревья и рощи эвкалиптов, смутное ожидание выпрыга кенгуру. Вновь въезжаем в горы и ползём по неправдободобно закрученному серпантину, где двум машинам кажется разъехаться нет никакой возможности. Вот дорога скрывается в узкой расщелине - это въезд в нацинальный парк Дженола Кэйвз, которые как следует из названия – огромные известняковые пещеры. Вернее из названия следует, что это пещеры, а вот прочие их характеристики нам предстоит узнать через несколько минут.
Пещер в парке много и мы выбираем в расписании ближайшую по времени большую экскурсию. Пещера Лукаса, время тура - два с половиной часа.
Пожилой экскурсовод, по внешности и манерам – джентльмен старой школы (как я это понимаю), даёт краткую аннотацию о маршруте и правилах движения по нему. Нельзя трогать, можно фотографировать, леко заблудиться и потеряться, нельзя повернуть назад. Если среди экскурсантов и есть клаустрофобики, они молчат. Группа начинает движение.
Сначала долгий подъём по лестницам и переходам, потом последние отблески внешнего света исчезают и вот мы в пещере. Уже первые каверны потрясают своими размерами – свод уходит вверх метров на десять, а гигантские сталактиты и сталагмиты кажутся нереально-декоративными. У гида нет микрофона – прекрасная акустика позволяет всё слышать, даже если он говорит совсем негромко. Производится маленькая демонстрация абсолютной темноты, с которой в реальной жизни мы на самом деле практически не встречаемся. Выясняется, что по-настоящему спокойная экскурсия у нас вряд ли получится – имеется китайская пара с ребёнком, которого они не могут или не хотят угомонить. Его вопли временами заглушают гида и особенно раздражают, когда для демонстрации акустики пещер играет медитативная музыка Эньи. Но в конце концов это не так важно, ибо красоту, которая открывается перед нами в каждой новой пещере, испортить практически невозможно. Феерическое разнообразие форм и расцветок невообразимых наростов и застывших потёков, органно-трубчатых стен и россыпей сосулек, полупрозрачных известковых занавесок и грузно оплывших пирамид. Гениальный бред сумасшедшего ваятеля. Стеарин с брилльянтовой пылью. Вековые колонны, вхруст разломленные проседанием своего уставшего основания. Затейливость форм поражает – от непонятных опухших тумбочек до совсем уже неприличных символов. И ещё поражают невероятные размеры и противоестественно искривлённые пространства. Пройдя десятки метров мы видим места, где уже побывали, но уже в каком-то совершенно ином измерении. При этом гулкая просторность постоянно чередуется с абсолютно червячными ходами – изгиб и вверх, вбок и вниз, ещё поворот, ещё лестница и вот уже новое озеро застывших всплесков матово мерцает в пустоте.
Попутно гид рассказывают историю открытия пещер беглым каторжником, который прятался в них несколько месяцев. О первых исследователях пещер, оснащённых только свечой и мешком с шерстью, в качестве страховки от неожиданных падений. Нам показывают утыканный известковыми кочками пятидесятиметровый жёлоб, сходящий вниз под углом в шестьдесят градусов, по которому первопроходцы весело скользили верхом на своих шерстяных мешках. А внизу их поджидал огромный валун с историческим названием «Full Stop Rock». Потом пришли вандалы, потом доступ в пещеры закрывали, и наконец появился национальный парк.
Мы проходим по мостику над подземной рекой Стикс. Вода в ней изумительно прозрачна и спокойна. Ещё больше залов, ещё больше чудес, вот только начинаешь ощущать усталость. Не физическую, а от впечатлений и красоты. Красоты не должно быть так много, красота не должна утомлять. И выйдя наружу мы понимаем, что ни в какую другую пещеру мы сегодня уже не пойдём. Впрочем у нас остаётся не так уж много времени, ибо ещё предстоит возвращение в город.
Обратную дорогу я повидимому проспал. Зато по возвращении в Сидней оказываюсь достаточно бодр для того, чтобы предпринять с другом вылазку в вечерний Сити. Он светел и пуст, но не безжизнен. Строители продолжают своё муравьиное мельтешение, невзирая на профсоюзные правила. Натыкаюсь на странный памятник кабану. Кабан стоит перед госпиталем и собирает для него пожертвования в специальный ящик. Автомобили с усталой покорностью прерывают свой бег у говорящих светофоров. Это не шутка – подавляющее большинство светофоров в Сиднее снабжено звуковыми сигналами. Пока горит красный свет, они размеренно чирикают, а на зелёный разражаются резким щелчком и тревожным клекотанием. Психологический эффект великолепен – ты резво срываешься и ускоренным шагом пересекаешь улицу. Удержаться и идти медленно практически невозможно.
Вообще-то сиднейские водители, несмотря на свою лихость, к пешеходам относятся вежливее, чем я где бы то видел, включая Торонто. Даже если пешеход переходить не имеет права они тормозят и пропускают его. Чем неоднократно конфузили меня в первые дни: меня пропускают и ждут, а я стою. Страна непуганных пешеходов.
Продолжая гулять, выходим на набережную к Опера-Хаус. Теперь я вижу, что просветы между раковинами стеклянные и светятся. Самая маленькая ракушка – ресторан, просторный и светлый. Велик соблазн туда зайти, но пора возвращаться – моему другу завтра на работу.
С утра снабжённый инструкциями по пользованию общественным транспортом и телефоном отправляюсь обозревать Сидней. Конкретного плана пока нет, нет даже карты, но опыт прошлых рекогнсцировок учит, что информацию надо собирать там, где она нерестится и плешется стаями разноцветных буклетов, - в туристических центрах. Увидел что-то необычное, наполненное туристами, опоясанное сувенирными магазинами – смело ныряй, это оно, хранилище драгоценных сведений. И точно – выйдя из автобуса, водитель которого словно вчера прекратил выступления в составе ZZ Top, нахожу явно чужеродный тривиальной деловой жизни элемент – надземную монорельсовую дорогу. Прямо на платформе обнаруживаю стойку с буклетами и восторженный собственной догадливостью жадно собираю их во вполне увесиситую пачку. Подъезжает вагон. Прозрачная кабина, мягкие сиденья, бархатный голос рассказывает о проплывающих внизу за окном достопримечательностях, а также вещает разнообразую статистику об объектах и стройках Олимпиады. Дорога кольцевая, поэтому есть время разобраться и не торопясь набросать маршрут.
Номером первым в моём списке идёт подъём на самую высокую точку Сиднея – АМП Тауэр. Классическая круговая смотровая площадка. Башня не очень высокая и кое-где вид перекрывают окружающие её небоскрёбы. Но тем не менее Сидней расстилается за стеклом во всей своей зелёной холмистой красе, взрезанной океанской гладью. Посреди залива виден маленький островок с крепостью, построенной для отражения предполагаемого русского десанта во время Крымской войны. Где-то на юге в дымке угадывается срочно достраиваемый олимпийский комплекс. Кстати, к тому что солнце ползёт по небу северной стороной я привык на удивление быстро. А вот прямо в сотне метров видна утыканная кранами верхушка только недавно поднятого здания. На самом АМП Тауэр к Олимпиаде установлены несколько гигантских проволочных фигур спортсменов. Ночью они довольно приятно подсвечены, но днём производят неважное впечатление. По крайней мере спортсменов в них распознать сходу не получается. Совершаю финальный обход, добираю несколько рекламных туристических брошюр. В одной из них зовут смотреть на Сидней с самолёта, вертолёта или воздушного шара – на выбор. На секунду задумываюсь – а не соблазниться ли? Отпугивает обещание покатать над строительной площадкой нового стадиона, ну и цена естественно.
Спускаюсь вниз и попадаю в усиленно затаптываемую толпами туристов пешеходную зону. В данную минуту полчища приезжих подкреплены отрядами местных служащих, вышедших поланчеваться. Решаю не идти против обычаев и присоединяюсь к массе даунтаунцев и ситичан в уличном поедании пирожков. Попутно разглядываю публику. Публика одета по летнему, но достаточно прилично и относительно со вкусом. Большинство офисных дам – в туфлях на каблуках, что радует. Сочетание «деловой костюм-кроссовки», столь угнетающее мой взгляд в Торонто, отсутствует напрочь. Люди в основном англосаксонского типа, приличный процент азиатов, чёрных не видно совсем. В целом вид типичен для делового центра крупного американского города.
Продолжаю движение по маршруту. Одним из пунктов стоит посещение парламента Нового Южного Уэльса, штата, столицей которого Сидней является. Доступ в здание парламента свободный, но перед входом меня и мои вещи просвечивают на предмет наличия орудий террористической деятельности. Внутри очень приятное сочетание современного стеклянного дизайна и помещений в староанглийском стиле. Посреди холла фонтан, обнесённый стеклянной стеной. Имеется информационный стенд с компьютером, раздающим на разных языках очередные сведения о вездесущей Олимпиаде. Проверяю – да, на русском тоже. Приятно.
Совершенно случайным образом забредаю в зал заседаний парламента, где ливрейный экскурсовод что-то рассказывает разомлевшим от прохлады школьникам. Довольно бесцеремонно осматриваю зал – уменьшенную копию британского парламента, со скамьями вдоль стен для парламентариев, срединным креслом спикера и совсем уж гигантским утопленным в нишу троном, как я понимаю, губернатора. Школьники удаляются. Фотографирую зал и получаю до невозможности дружелюбное замечание о запрете на фотосъёмку. «Нет, ничего страшного, никаких проблем, но больше этого делать не стоит.» В любом случае, я уже удаляюсь.
Направляюсь в сиднейский Ботанический сад. По пути запинаюсь у здания картинной галереи Нового Южного Уэльса – но нет, не сегодня. Сколько достопримечательностей Сиднея осталось за бортом этого «не сегодня»! Увы, времени ужасно не хватает, когда оно так необходимо.
О Ботаническом саде уже привычно хочется сказать – это надо видеть. Уже на пятой минуте пребывания в нём я бросил читать пояснительные таблички и сосредоточился на странных и абсолютно сказочных деревьях и прочих природных созданиях. По газонам разгуливают нагловатые длинноносые птицы ибисы. Они совершенно спокойно реагируют на приближение к ним человека, но упорно отказываются повернуться своим замечательным профилем при попытке сфотографировать. После упорной четвертьчасовой охоты я остаюсь ни с чем, а вернее с парой снимков ибисовых хвостов.
На одной из аллей несколько высоких деревьев буквально увешаны большими коричневыми мешками. Один из мешков разворачивается и оказывается гигантской летучей мышью, а точнее летучей собакой. Приходться напрячь всю силу воли, чтобы ступить под сень этих тёмных аллей.
Отдельный сад кактусов. Это что-то невообразимое – такого многообразия я не то что не видел, даже представить себе не мог. Кактусы со всего мира, кактусовые деревья и кактусовые пальмы, совсем крохотные горшочные малыши и устрашающие конструкции гигантских листьев, почему-то вызывающие мысль об их плотоядности. И колючки, колючки, колючки.
И опять аллеи, всё новые деревья и кусты, цветы, странные изогнутые пальмы, вновь цветы, и вот я начинаю судорожно вертеть в руках карту в поисках выхода. Мне нужен кофе, сигарета и ещё немножко асфальта и автомобилей.
Передышку так хочется продлить, но долг смотрителя достопримечательностей зовёт. Выбираю своей последней целью потенциально небольшой Музей Сиднея. Музей и вправду очень невелик и ужасно современен. В интерьерах сплошное стекло и что-то полированное – то ли камень, то ли пластик. В экпозиции наряду со стандартными историческими планами-схемами, гравюрами, зарисовками, ржавыми киркомотыгами и вполне серьёзными кандалами, имеются очень интересные и нетривиальные элементы. Например, демонструемый сразу на нескольких телевизорах телеспектакль на тему доблестного прошлого первопоселенцев, причём каждый персонаж спектакля имеет свой собственный телевизор, откуда и глаголит. Есть и просто маленький кинотеатр с непрерывным показом фильмов по истории Сиднея. Но больше всего меня потряс зал, называемый Бонд Стор.
В пратически абсолютно тёмном помещении раздаются странные звуки, скрипы, стоны, стуки. Слегка привыкнув к темноте, начинаешь различать слегка подсвеченные бочки, носы кораблей, колёса и прочие элементы плотницкой мастерской. А когда к ним подходишь, они оживают и на прозрачных экранах начинают показывать (накладывая несколько изображений из разных источников) и рассказывать удивительные истории и легенды. Я выслушал две из них – легенду о гвоздях, которую рассказывала с экрана полинезийская девушка на фоне сюрреалистических бушующих волн, и какую-то библейскую притчу в изложении маленькой и страшной рыжей девочки, за спиной которой луну затеняли сумасшедше клубящиеся тучи. Я попытаюсь привести коротко рассказ о гвоздях – он был менее мистичен и запомнился больше.
Оказывается что в далёкие-далёкие времена гвозди были самым ценным предметом в Полинезии. Глупые белые люди использовали их для крепления кораблей, но на самом деле гвозди могли выполнять гораздо больше функций. Ими можно было рыхлить землю, колоть орехи, гарпунить рыбу, и даже убивать врагов. Разные гвозди имели разную ценность. Они были деньгами и драгоценностями. Добывать гвозди у белых людей – это была задача женщин. Понятно как. А дальше шёл рассказ о некоем Черном Джиме (или Джоне), который за сколько-то там невиданных железнодорожных костылей перетрахал половину какого-то острова. Вот. Сделка века.
Всё это просто, безыскусно, с улыбкой, в настоящем времени рассказывает красивая полинезийская девушка с призрачного экрана в наполненной потусторонними завываниями темноте. Мне очень, очень понравилось.
Ещё в музее была замечательная и невообразимо разнообразная художественная выставка, посвящёная Сиднею, но это тема для отдельного и большого рассказа.
Вечер проходит очень спокойно. Прогулка в Сиднейский квартал развлечений оказывается наименее интересным впечатлением дня. Немножко стрип-баров, немножко ресторанов, где можно поужинать. Что мы и делаем.
Кандид