Снова повысили налоги эти гады из правительства, снова продажный профсоюз отказался провести стачку на тему повышения размеров пособия по безработице. Снова в булочную на углу пляс Пигаль завезли недостаточно длинные французские батоны.

Нет! Никуда не годится эта собачья жизнь, -- решил Луи-Блез, с отвращением выплюнул в Сену жеваный огрызок "Галуаза" и поднял со скамейки скомканный лист "Пари-матч".

"Селин Дион в Париже!" -- гласил возбужденный заголовок.
"Вот напасть,.. мэрд, пардьё, каналья!" -- подумал Луи-Блез и с горя завернул в паршивое бистро, чтобы истратить там предпоследние сто пятьдесят франков.

Как всегда Ахмед проснулся на своей скамейке в семь. И, как всегда, разбудило его не солнце. Уроженец Судана, Ахмед привык спать днем и от солнца не просыпался. Разбудили Ахмеда, как всегда, разговоры мужиков, собравшихся у бара. Мужики обсуждали вчерашний футбол, и их торопливая речь напоминала ему шум, который стоит в оазисе в жаркий полдень, когда погонщики верблюдов ссорятся из-за единственного колодца.

Как всегда, Ахмед умылся и пошел к бару. Он любил итальянцев. Они выгодно отличались от его соплеменников равнодушием к его цвету кожи, племенной принадлежности и религии. В Судане он не мог заходить в бары, принадлежащие членам племени ху-вам, связанного с его племенем кровной враждой уже 27159 лун, с тех самых пор, как ... впрочем это написано в любом учебнике истории Судана. Словом, в Италии Ахмед мог зайти в любой бар, чем ему Италия и нравилась. Были бы деньги. Денег у Ахмеда было немного. Вчера он заработал мойкой окон на углу каких-то 30 тысяч, из них 13 ушло на еду, и 15 он дал парикмахеру, на утренний кофе с круассаном у него оставалось только две тысячи...

Зачем же Ахмед дал парикмахеру 15 тысяч? Нет, парикмахер не был рэкетиром, вымогающим деньги с несчастных иммигрантов. Не был он и связным в обширной сети суданцев, собирающих деньги на революцию. Люди попроще, понаивней, могут подумать, что парикмахер стриг Ахмеда. Но это не так. Ахмед был абсолютно лысым, а бороду стриг сам найденным где-то секатором. Нет, Ахмед давно жил в Италии и тратил деньги так как и положено жителю этой страны.

Три дня небритый и от этого совершенно неотразимый в своей какой-то даже негалльской маскулинности Луи-Блез лениво ощерился в сторону воробышка.

-- Сава, мадмуазель, сава бьен, -- проговорил он своим низким сексуальным баритоном, от которого перышки так и затрепетали у пичужкиной шейки, -- выпьете со мной?..

-- Охотно, -- просвистела малышка, со свойственной всем парижанкам изящной непринужденностью принимая приглашение, -- Чай. Мне чаю, эрл грэй, пожалуйста.

Луи-Блез лениво заинтересовался, и пока он щелкал пальцами, объясняя гарсону диковинную просьбу малышки, его прокуренный и пропитой мозг бился над ответом на вопрос: Почему чай? Она совсем не похожа на англичанку. "Ну и черт с ней. Так будет проще", -- болезненно сморщился невыспавшийся Луи-Блез и, собрав в себе остатки парижскости, якобы заинтересованно спросил:
-- Как тебя зовут?..

Ахмед понимал, что мойкой окон не разбогатеешь. Поэтому каждую неделю он давал парикмахеру сколько мог, и парикмахер играл за него в Тотокальчо. Играть сам Ахмед не мог, так как не имел никаких документов. А как, скажите, получить выйгрыш без документов и без счета в банке. Правда, вот уже четырнадцать лет Ахмед играл каждую неделю, и ни разу ничего не выйграл. Но он знал, что рано или поздно он выйграет, хотя футбола не любил и ничего в нем не понимал. Мужики из бара советовали ему изучать составы команд и играть по системе. "Да что ж ты делаешь - наперебой кричали они, когда Ахмед с помощью парикмахера, высунув кончик языка, заполнял билет - да где ж это видано, чтоб Аталанта у Ювентуса выйграла". Но Ахмед верил, что если ему суждено разбогатеть, то судьба сделает так, что и последняя дворовая команда из Судана выйграет у Ювентуса.

Правда, в последнее время Ахмед играл больше по привычке. Столько раз он был близок к богатству, что ему стало казаться, что боги издеваются над ним. Но сдаться означало махнуть на себя рукой и признать, что жизнь прошла в мойке чужих лобовых стекол, а кроме того потерять общество мужиков из бара, которые стали уже видеть в Ахмеде своего. Это общество Ахмеду нравилось куда больше чем его грубоватые земляки или наглые белобрысые славяне, которые постоянно что-то пили на соседней скамейке.

-- Крошка, я-аа, -- запользовался снова своим голосом Луи-Блез, -- я, видишь ли, слегка на мели... Капишь?

-- Вижу, поросенок, вижу, -- понимающе ухмыльнулась в перышки белокожая Жу-жу (а Жу-жу ли?..). -- Считай, что сегодня тебе повезло.

Луи-Блез с удовольствием передал инициативу в спорые ручки своей новой знакомой (кстати, звалась она вовсе и Лу-лу) и блаженно отдался течению невесть откуда подвернувшегося приключения.

Он был в надежных руках.

-- Пойдем ко мне?.. -- задала Лу-лу профессиональный вопрос, оборачиваясь к Луи-Блезу через свое оперенное индиговыми перьями плечико.

-- Отчего же нет? -- рассеянно пробормотал Луи-Блез, оценивая их обоих в треснувшем в нижнем левом углу мутном бистровом зеркале и с давно уже не гостившим у него удовольствием подмечая свои, хоть и присгорбленные, но обширные плечи, свою, хотя и оплывшую нездоровым жирком, но еще по-юношески тонкую талию, свои слегка по-ковбойски гнутые, но длинные ноги и всю детскую, французско-нимфеточную фигурку приверженки чая эрл-грэй Лу-лу, бойко семенившей на своих лакированных шпильках к выходу.

Небо над Парижем оставалось хмурым.

"Ахмед - ты угадал тринадцать!" - закричал, не выдержав, самый молодой, студент Андреа. Следом загалдели все мужики. Старик Винченцо стал рассказывать как племянник его покойного друга угадал, правда не тринадцать, а только двенадцать, в пятьдесят шестом году ... или в пятьдесят восьмом... словом, в тот год, когда чемпионом стала "Фиорентина". Паоло громко кричал "мой друг выйгрыл миллиард, мой друг выйграл миллиард". Парикмахер  стоял в стороне с бешеными глазами. "Это правда," - выдавил из себя он, и дрожащим голосом спросил "как договорились?". "Конечно, как договорились", ответил Ахмед. Когда-то давно Ахмед почти в шутку обещал парикмахеру, что когда выйграет, за все труды отдаст ему четверть выйгрыша.

По предварительным данным выигрыш составлял семь миллиардов лир. Парикмахер уже позвонил знакомому в бюро лотерей, и тот объяснил, что нужно просто дать номер счета и деньги туда упадут через неделю-другую. Мужики стали наперебой спрашивать у Ахмеда, что он будет делать с деньгами. Он молчал и только отмахивался, а выпив кофе, пошел как обычно на угол мыть лобовые стекла. Ему нужно было собраться с мыслями.

"Первым делом надо нормальные документы справить", решил Ахмед. Просроченный суданский паспорт у него давно украли. Ну а потом? Уже зажегся зеленый, уже загудели стоящие сзади, а Ахмед все растирал задумчиво мыльную воду по стеклу. Солнце играло на клочьях пены, и как будто гипнотизировало Ахмеда. "Дочь бы найти", думал он, "Где-то она сейчас? Сколько ж лет я ее не видел?  Мне-то, старику, много ли надо, а ей... Куплю ей дом... Найду парня хорошего... Внуки ..."

Лу-Лу лепетала без умолку; теперь, когда лед недоверия был сломан, и свидание понеслось по накатанным рельсам, она чувствовала себя гораздо привычнее, чем когда гадала, что же такое заказать, чтобы привлечь его внимание?.. Как бы поизящнее отличиться?.. Ее уловка сработала.

Изящно полуобернувшись к Луи-Блезу одним французским дешевым женщинам свойственным движением верхней половины тела и головы, сопровождавшимся тысячи раз тиражированной и потому беспроигрышной полуулыбкой на почти детских устах, Лу-Лу на секунду помедлила на пороге невыразительного, но типичного в своей недвусмысленности дома и скользнула внутрь.

-- О-ла-ла! -- присвистнул Луи-Блез. - Что за день, что за день!…
Он вошел вслед за девушкой в комнату и беспечно огляделся. Дверь за его спиной медленно и длинно проскрипела и вдруг резко захлопнулась. От неожиданности Луи-Блез обернулся.
-- Познакомься с моим другом, -- новым и простым голосом сказала Лу-Лу, глядя прямо в лоб Луи-Блезу немигающим взглядом, и только тут Луи-Блез заметил, что глаза ее были такими же стальными, как сегодняшнее небо над Парижем.

Из окна нехорошо подуло.

Мой пустынный лев -- начиналась открытка

Прости что я тогда уехала без предупреждения. Я была беременна, на четвертом месяце. Твои братья никогда бы не простили тебе романа с "неверной", не так ли? А для меня все могло кончиться еще хуже. А ты всегда говорил, что не поедешь в Европу, что твой дом - там где поют пески, что в твоей стране женщина едет за мужчиной, а не наоборот. А сейчас... сейчас я решила что ты должен знать об этом. У тебя есть дочь, Жанна. Ей сейчас одиннадцать лет, я ей рассказываю, что ее отец - вождь гордого и могущественного племени в Африке. Я неизлечимо больна. Прощай.

Анна. Париж. Дата - почти пятнадцать лет назад.

Потом были встречи у истока высохшего ручья, пение барханов, холодные пустынные ночи, когда есть только один способ согреться, уроки французского и арабского. Братья ни о чем не догадывались. Мать, кажется, знала, но молчала. Потом Анна исчезла, и Ахмед ничего о ней не слышал. Он тосковал, уходил надолго один в пустыню, учился играть на флейте и отвергал все попытки матери женить его на большеглазых застенчивых пустынных девушках. Потом пришла эта открытка и Ахмед рванулся в Париж. Но денег хватило только до Рима. Больше Ахмед никогда ничего не слышал ни об Анне, ни о дочери.

Ахмед положил открытку обратно в карман, подарил ведро и тряпку филлипинцу со встречной полосы, и пошел назад к бару. Сегодня, впервые за много лет, он не будет работать. Он одолжит у парикмахера немного денег в счет выигрыша, купит себе приличную одежду и займется документами. Начинается новая жизнь.

"Старый никчемный мешок с компостом, -- честил он себя почем зря, -- склеротичный кобель на пенсии, никуда не годный сексуальный маньяк, которому для успеха в личной жизни поможет только привязанный покрепче женьшеневый корень! Дешевый жмот! Нужна была тебе баба - пошел бы и купил, какого засохшего круассана без масла ты позарился на дармовщинку, облезлый кот!"

Ни один мужчина, тем более, французский, не признается, что не смог бы одолеть в честной кулачной драке одного противника. Но честной драки не было. Если бы Луи-Блез мог, он завыл бы от обиды и унижения. Однако не то, что завыть, но даже и приподняться не мог наш Луи-Блез - его лопатки и локти, его сношенные каблуки (вернее, каблук одного ботинка, так как второй слетел во время мордобоя) скользили по омерзительному замусоренному полу, и встать он не мог. Интересно, сколько органов было сегодня у него выведено из строя?.. Луи-Блез был далеко не Жан-Клод, но при случае мог постоять за любимую футбольную команду или унять расходившегося болтуна в баре. Но его взяли врасплох.

Луи удалось перевернуться на живот и подтянуться на руках к двери. Как и следовало ожидать, она была заперта снаружи. Он остался в этой мышеловке один, без еды, без воды, без средств к существованию, без конституционных прав, без медицинской страховки, без надежды.

...Чего хотел от него этот черный громила? Чего хотела эта продажная сучка, с усмешечкой покуривавшая все то время, пока гамадрил методически полировал профилем Луи-Блеза предметы меблировки?

"С кем ты встречался три года назад на Аничковом мосту?! - забарабанило набатом в его мозгу. - Говори, белая собака, пока жив!.. Что ты ему передал?!"

-- Господи… -- прошептал Луи-Блез, и ему стало еще хуже, чем раньше, потому что он весь сразу покрылся липким и, естественно, холодным потом, -- значит, им это известно. Мне конец.

Но до конца было еще очень далеко.

Донован молча подошел к стойке, Джо налил бурбон, по привычке потянулся за содовой, но когда обернулся, шериф уже сидел за столиком в углу, прижав стакан к губам. Рабочие удивленно переглянулись, и продолжили шлепать картами, потягивая пиво.

Тот, кто хорошо знал Донована, мог бы заметить, что нелучшее настроение постепенно переходило в злобу. «Дьявол» - думал Донован - «бес меня попутал ввязаться в это дело. И мэр, гнида - помоги, помоги. Мол, в ФБР тоже люди работают. Знаем мы этих людей. Из самого Вашингтона приехали. Темнили все. Вы же шериф. Какие настроения в городе. Не замечали ли чего? Не заметишь тут, как же!» Донаван подошел к стойке и вернулся за столик. «А как не заметить? Такого отродясь не было. Сначала у Стенли угнали тачку. Два дня, как дурак искал. Нашел на свою голову. Уроды. Выродки. Бензин они пожалели. Не могли миль десять от города отъехать. Сразу за старым мостом бросили. А в багажнике труп.» Донован закипал. «И где они только этого индуса нашли? Отродясь в городе никого из приезжих кроме макаронников не было. На скотобойню сам отвозил. Час этого выродка уговаривал, чтобы в холодильник засунул. В задницу ему нужно было засунуть! И мэр, сволочь, из за спины пел: скоро ФБР приедет, разберутся, заберут. Мать их. Что забирать? Где теперь этот труп?!»
Донован еще дважды подходил к стойке.

«Ты грязный засранец!» - орал он на Джо после четвертого стакана - «какой ты, на хрен, Джо! Сука ты плешивая!»

В карты уже никто не играл и пиво не пил. Джо стоял, боясь пошевелиться. Шерифа таким никто и никогда еще не видел. Вдруг Джо похолодел: правая рука Донована дернулась, пальцы, сжатые в кулак распрямились, и начали медленно скользить вверх по кобуре.

Хлопнула входная дверь и вошел помощник шерифа.

Минуты через три, троица встала из за столика и подошла к бледному Джо, рот которого до сих пор был перекошен от ужаса.

«Ты и правда - засранец» - сказал лучший на всю округу механик Райт - «не видишь, клиенты пива хотят?»
Джо постепенно возвращался на землю, с которой уже успел попрощаться. Налив пива он почти успокоился. «А что это за индус?» - внезапно спросил он - «Дался он нашему головорезу.»
«Хрен его не знает.» - ответил Райт, допив пива, - «не твое собачье дело» - добавил он, и Джо остался в баре один.

Телефон зазвонил в тот самый момент, когда Донаван уснул. Час назад он приехал домой с ночного дежурства. Сил не было даже на то, чтобы выругаться.

Звонил окружной прокурор.

«Донован» - дребезжала трубка - «зря вы накинулись на федералов. Они толково сработали.» - щека Донована дернулась, но он промолчал - «Убитый - никакой не индус. С чего вы вообще вбили это себе в голову? Он из Судана»
«Кто из Судана?» - вяло думал Донован - «Судан, Судан. Какой Судан, где это?.. Судан, Вьетнам, Заир...Поспать бы... Труп! Они нашли труп! Чернозадый значит из Судана был!»
«Вы слушаете меня? » - трубка дребезжала еще противнее - «Слушаете? Нет, труп не нашли, я повторяю: вам надлежит незамедлительно явиться к начальнику полиции штата. Поняли? Что вы там делаете? Шериф, мне не нравится ваша работа в последнее время. Что за дебош вы учинили? Может вам следует отдохнуть пару недель?»
«Нет-нет, я окей» - Донован уже совсем не хотел спать. Он хотел убить окружного прокурора, а заодно всех прокуроров на свете. И адвокатов. «Можно и мэра шлепнуть» - мечтательно думал Донован.
«Нет, вам положительно необходим отдых. Я подниму этот вопрос. Но только после вашей встречи с начальником полиции. Вы поняли меня?»
Трубка издала серию коротких писков, прежде чем Донован повесил ее. «Точно - мэра нужно повесить» - подумал шериф и уснул.

Кроме того, Антонио охотно ссужал знакомых деньгами под очень небольшой процент. А бездомные оставляли у него свои скудные пожитки. Так уж сложилось, что он стал и банкиром. Но игра оставалась его работой и его страстью.

Нос белоснежного катера рассекал невысокие изумрудные волны. На горизонте виднелся пустынный атолл. Антонио нажал кнопку на подлокотнике шезлонга. "Слушаю, командир", - донесся грудной женский голос из динамика. "Причаливай к этому острову" - лениво сказал Антонио - "а Аманда пусть приготовит мне акваланг". "Есть, командир. Не зайдете в рубку?" - спросил голос и игриво добавил - "порулить?". Отчего же не сходить, подумал Антонио, встал, но по дороге больно стукнулся головой об косяк.

Антонио проснулся в поту. Голова раскалывалась. В паху болело. "Сколько, интересно, стоит такой катер" - подумал он, огляделся, и вспомнил, что сидит в самолете Франкфурт-Майами, а в кармане у него чек на четыре миллиона сто тысяч долларов.

Мэдник поднялся навстречу Донавану и друзья обнялись. После обычных, для встречи добрых знакомых похлопываний по спине, от которого у нормального человека остановилось бы дыхание, два полицейских расспросили друг друга о жизни, и узнав, что у обоих «все нормально», расположились в креслах, что стояли по обе стороны большого стола, на котором не было ничего, кроме телефона, фотографий семьи да пары сувенирных изображений Статуи Свободы, одна из которых была с лицом Мэдника, а другая с лицом чешского хоккеиста Яна СвОбоды, но Мэдник был уверен, что это Эйзенхауэр. Мэдник не был бюрократом и бумаги люто ненавидел. В кабинет вошла, виляя бедрами, секретарша шефа полиции, немолодая уже, но вечно молодящаяся Мэгги. В руках у нее был поднос с двумя чашками кофе. Когда секретарша вышла, друзья презрительно переглянулись, и Мэдник достал из шкафа бутылку и два стакана. Там же лежала папка, которая перекочевала на стол, после того, как виски, налитое в стаканы на три пальца, было выпито.

«Слушай, старина,» - сказал Мэдник - «вот что раскопали федеральные ищейки. Значит так, этот труп приехал из Судана. Звали его, не труп конечно, а этого, ну ты понял, Абдул аль Мавхад. Его паспорт нашли в кемпинге. Он пробыл там от силы часа четыре, а потом за ним приехал на...
«Зацепка!» - промелькнуло в голове у шерифа.
«...форде какой-то тип.» - продолжал шеф полиции.
«У Стенли угнали шевроле» - подумал Донован и выругался.
Мэдник поднял голову от бумаг и удивленно посмотрел на Донована. Но тот уже успокоился и всем своим видом выражал готовность слушать дальше.
«Все» - сказал Мэдник.

Донован, сжав зубы, начал привставать с кресла. «Все. Все. Все.» - пульсировало у него в голове - «и за этим я проехал сто двадцать миль!».
«Да не кипятись, ты» - заулыбался Мэдник - «это все, что раскопали федералы, а мои люди установили, что этот тип говорил с итальянским акцентом. Покопались они и вот, что нашли: он прилетел в Нью-Йорк месяц назад, у нас появился в начале прошлой недели, фамилия его...»
«Чикони!» - выкрикнул Донован.
Медник от неожиданности поставил стакан на стол, так и не отхлебнув.
«Ну и нюх у тебя, старый ты перец» - сказал растерянно Мэдник.
«А имя его Джо, нет, Джовани» - продолжал Донован, слабо соображая, как это плешивый Джо умудрился прилететь в Нью-Йорк месяц назад.
«Нет, старина, зовут его Луиджи» - возразил шеф полиции - «а кто такой плешивый Джо?»
Мысли кубарем неслись в голове у Донована. От предчувствия близкой разгадки он встал, подошел к окну, вернулся к столу и сказал: «Владелец бара, прохвост редкий, знал, что мошенник, всегда знал...»
Мэдник уже крутил диск телефона.
«Так, да, я, Макгрегор-Хил, срочно, полицейский участок, жду... Да! Это Мэдник, да, шериф у меня, срочно вызовите к себе под любым предлогом - как его?» - спросил он у Донована. «плешивого Джо, и задержите его... Что? Когда? Понял.» - Мэдник повесил трубку. - «Нету твоего Джо, слинял в неизвестном направлении, пока ты дрых. Бар со вчерашнего дня не открывался.»

У Донована загорелись глаза - «Вот оно, наконец-то! Охота! Ох и устроим мы с Томом охоту!» Допив очередную порцию, и согласовав взаимодействие, успокоившись, выполняя привычные действия Донован спросил: «Ну ладно, труп, как труп, ну итальяшка еще, а федералы то причем? Да еще из Вашингтона. У вас, что своих мало?»
«А при том, что макаронник прилетел не один. С ним был второй. А у этого второго русский паспорт» - ответил Мэдник.
Донован застонал и вжался в кресло.

Ну почему, почему она была вынуждена провести свою юность в спецшколе по шпионажу, шантажу, диверсионно-подрывной деятельности и выживанию? Почему она должна была проходить стажировку в Иностранном легионе вместе со всеми этими грубыми мужиками? И почему все было нормально до самого вчерашнего дня, когда ее вдруг так приперла собачья тоска по всей ее глупой не сложившейся жизни. Полусказочный отец, до сих пор угасающая в приюте для стариков мать… Одна. Одна она была на этом не белом даже, а сером свете, одна, как перст, и ни одна собака не дала бы ломаного гроша за ее никчемную жизнь.

Она могла себя не обманывать. Конечно, ее работа на спецслужбу была ее почти свободным выбором. Она могла не согласиться, остаться в приюте для бездомных детей, дать матери зачахнуть без средств к существованию и просто пойти на панель. Вместо этого она прыгнула в пасть к тигру. И раньше не плакала. И в Иностранный легион она поехала для того, чтобы услышать, как поет пустыня, - мать однажды рассказала ей об этом, и Фатима решила - я услышу зов пустыни. Я приду туда.

Жу-Жу, она же Жанна д'Альбрэ, она же Фатима, как нежно называла ее мать, тихо выплакалась на своей скамеечке, достала пудреницу, помаду, платочек и по-быстрому вернула своему кукольному личику статус-кво. Черные, коротко подстриженные волосы опять легли короткой пушистой гривкой, из стальных серых глаз ушла плаксивая зелень, водостойкая тушь вернулась на ресницы, а карминово-красная помада покрыла обширную поверхность припухших губ.

"My heart will go on", -- прошептала Фатима и чуть снова не разревелась.

Невысокий худощавый брюнет обогнал Ахмеда, пристально посмотрел на него и что-то сказал в мобильник на незнакомом языке. Другой похожий стоял у дверях отеля. Ахмед вошел в фойе и поднялся на третий этаж. Зайдя в номер и закрыв дверь на цепочку, он улегся, не раздеваясь, на кровать и только тогда заметил крупного блондина с крестом на золотой цепи, который сидел в кресле, держа руку за пазухой, где что-то оттопыривало его красный пиджак.

- Я пришел тебя предупредить - сказал незнакомец по-итальянски с сильным акцентом. - За тобой следят албанцы. Они собираются похитить тебя. Ты же знаешь албанцев.
- Но все можно устроить - добавил гость. Лично Борис может поручиться за твою безопасность. Албанцы не посмеют пойти против Бориса. Ты знаешь, кто такой Борис? - спросил блондин.
- Догадываюсь, - подумал Ахмед, но вместо этого спросил - А зачем это Борису?
- У Бориса сейчас большие расходы - важно сказал громила, так, как будто был прижимистым бухгалтером, который не очень одобрял расточительность Бориса. - Ты нам заплатишь за охрану два миллиарда, а мы тебе даем отличный паспорт, и следим чтоб ты убрался из этой страны в целости и сохранности. - Согласен?
- А откуда я знаю что вы лучше албанцев? - спросил Ахмед.
- А мы и не лучше. Мы можем быть и гораздо хуже албанцев. Но мы не такие жадные. Думай. Когда ты можешь получить деньги?
- Во вторник.
- Вот и отлично. Пойдем вместе. Мы проследим чтоб до вторника с тобой ничего не случилось.

Семь миллиардов лир. Минус четверть парикмахеру. Минус два этому Борису. Все равно оставалась какая-то невозможная, невероятная сумма. Ахмед видел трупы, которые невесть кто по ночам подбрасывал на пустырь, где он жил в последние годы. Он видел, что бывает с теми, кто моет окна или собирает мусор в районе, где хозяйничают албанцы. Он знал, что если не согласится, его убьют. Если не албанцы, то этот же белобрысый детина.

- Согласен - сказал Ахмед.

Блондин ухмыльнулся, встал, похлопал Ахмеда по плечу и вышел из комнаты. Ахмед начинал жалеть, что выиграл. Потом он вспомнил о дочери и повеселел.

Полчаса назад ему позвонил один из кредиторов. Борису опять нужна была информация. Он разыскивал какого-то парикмахера, исчезнувшего с деньгами. Чуть ли не клещами Хитрых вытянул у него всю историю. Он, конечно, быстро вычислил парикмахера, который под своей настоящей фамилией прилетел вчера в Майами и остановился в Хилтоне. И, конечно, сообщил об этом Борису. Врать таким кредиторам опасно. Но у него появилась идея. Можно развязаться с этой, мать ее, жизнью. Исчезнуть, и больше не бояться ни шести разведок, ни кредиторов, ни шантажистов, ни жен.

Иван Абрамович снял трубку и позвонил в Париж.

И тогда Луи-Блез вспомнил, кто он такой. Он понял, что играть в уход от дел было смешно. До него дошло - наивный! о, сколь же наивен он был! - что есть структуры, от которых нельзя уйти никогда, даже если расстаешься с деньгами, которые они тебе платят и забываешь секреты, которые узнал у них на службе. Нет, это, как клеймо на плече - не выведешь. И Луи-Блез совсем другим взглядом осмотрел комнату, в которой не было ничего, кроме стола, стула, пересохшего умывальника и кровати. В его темно-ореховых глазах опасно засверкали золотые тигриные искры, тело напряглось и подтянулось, желваки прошлись по скулам, сознание прояснилось.

Они еще пожалеют, что достали его из небытия.

Но что-то новое витало в эти дни в воздухе над Парижем. Настала пора нетривиальных ходов. Запахло революцией. Жанна допила свой ирландский кофе и решительно достала из сумочки телефон. "Позвоню-ка я этому борову, -- как-то слишком уж спокойно подумала она. - Может, и застану на месте. Поговорим?.." И она набрала код Италии и Рима.

В шатре раздался звонок спутникового телефона. Испугавшись, заблеяли овцы и зафыркали верблюды.
- Маршал Абу-Хамед слушает - поднял трубку Абдул.
- Брось придуриваться. На прошлой неделе ты был генералом - раздался в трубке голос на плохом французском языке.
-  А, это ты, Борис. Меня повысил в звании Высший Верховный Главный Важнейший Революционный Комитет за Окончательную Победу Добра Над Злом, да живет его имя в веках - важно ответил Абдул.
- Ну, хорошо, хорошо. Поздравляю. Передай комитету мою благодарность. Товар я получил - немного горчит, но в целом неплохо, не хуже афганского. Деньги высылаю завтра. Шли еще - килограмм двести - продолжал голос - да, кстати, не знаешь такого - Ахмед Акбар Абу-Хамеда?
- Он из каких Абу-Хамедов, - спросил Абдул - если из Эн-Нахудских, то я его не знаю и знать не хочу, шакала.
- Слушай, мне что, думаешь, нечем здесь заняться, его родословную выяснять. Откуда-то с севера.
- Тогда знаю, - процедил сквозь зубы Абдул. Что на этот раз натворил его братец? Еще не хватало выслушивать про члена семьи от этого сумасшедшего бандита, от этой бледнолицей собаки.
- Что ты мне дашь за информацию об этом негодяе? - спросил Борис, почуяв настроение собеседника.
- Ничего не дам. Слышать о нем не хочу. Впрочем, если что-то интересное, то дам скидку на следующую партию товара.

Борис вкратце рассказал суть дела, не утаив даже имени в фальшивом паспорте Ахмеда. Абдул был нужным партнером и хорошим поставщиком, было полезно его ублажить. Но Борис недооценил Абдула. Когда тот услышал сумму, он вежливо поблагодарил Бориса и положил трубку. Желваки ходили на его скулах, брови его поднялись, лоб напрягся. Послышался треск рвущегося тюрбана. Значит, его бестолковому братцу повезло. Ну что ж, пора и ему помочь революции. Абдул вскочил в джип и поехал в аэропорт.

Голод и жажда. Это хуже. Кран по-прежнему молчал, из продуктов, подлежащих немедленному тлению, в комнате были только окурки. Луи-Блез, даже голодный, окурков не ел. Он подошел к окну и в который раз оценил свои шансы. Можно устроить пожар - зажигалка у него оставалась. Но слишком велика вероятность того, что пожарные приедут лишь после того, как он задохнется. Можно выбить окно и выломать раму, но с пятого этажа не спрыгнешь. А может…

Когда Фатима подъехала к дому вблизи Пляс Пигаль, где был заперт этот кретин Луи-Блез Кретьен, она толком еще не знала, чего хочет. Знала только, что готова к самым неожиданным поступкам, и сама боялась себя. В сумочке у нее лежала любимая джеймсбондовская беретта (оружие, которое она выбрала именно в честь агента-джентльмена), а кое-какие документы, связанные с ее боевым прошлым она, напротив, отвезла в весьма надежное место. Но Фатиме не суждено было сделать обдуманный ход. Первым, что она увидела, подняв голову к окнам пятого этажа, была фигура мужчины, который с помощью хитрого приспособления из кожаного ремня, пиджака, шнурков и клетчатой кепочки с помпончиком, подобно графу Дракуле в плохой экранизации, карабкался по глухой стене на крышу. До крыши было еще два этажа, и в округе не наблюдалось ни одного балкона.
-- Луи, что ты делаешь?! - не сдержала крика Жанна-Фатима.
От неожиданности нога Луи-Блеза сорвалась с одного из невидимых глазу уступчиков, но через секунду он снова восстановил баланс, оглянулся, и, бросив ей совершенно непечатное ругательство, полез дальше.
-- Стой, самоубийца! - заорала Жанна, и на ее крик из окна, мимо которого карабкался Луи-Блез, высунулась голова какой-то девицы.
-- Сучка недо…деланная! - выплюнул по направлению к Жанне очередное ругательство Луи-Блез. - Продажная русская подстилка! Престарелая нимфетка, неудовлетворенная нимфоманка! Кривоногая коротышка! Стриженая коза! Да, ты -- коза безрогая, вот кто ты, старый уделанный унитазный коврик!
-- Молчи, Луи, ты тратишь силы! - кричала Жанна (на оскорбления ей было наплевать).
-- Да я лучше сорвусь с этого траханного карниза, чем еще раз плюну в твою сторону, -- рычал Луи-Блез, одновременно пользуясь помощью девицы из окна, умело отвечая на ее влажный поцелуй и, в конце концов, скрываясь в глубине комнаты. Там он, видимо, снова вырвался из объятий своей спасительницы, снова подбежал к окну и, оживленно жестикулируя, проорал напоследок что-то о раках, конях, коромыслах, плетне, нотах, гробе ее бабушки, роте солдат, духовом оркестре, футбольной команде и расчлененном трупе.
-- Похоже, у нас взаимность,.. -- прошептала Фатима и решительно ринулась в подъезд.

Уже третий день, с тех самых пор как Антонио открыл счет в Объединенном Банке Каймановых Островов (где они, черт возьми, находятся, подумал он), обменяв свой чек на толстую чековую книжку, платиновую кредитную карточку и немалую пачку наличных, он убеждался в несправедливости поговорки "деньги не пахнут". Деньги Антонио благоухали так, что заглушали и страх, и совесть, так, что женщины не видели ни плеши, ни узких плеч, ни брюшка, да и сам Каццоне не чувствовал своих пятидесяти двух лет, так, что продавцы магазинов не замечали ни бегающих глазок, ни совсем немиллионерских манер, так, что менеджер гостиницы лично прибегал, чтобы заменить разбитый вчера кем-то из гостей телевизор, прожженный окурками ковер, мебель, облитую виски и продавленную каблуками, и прочистить засоренный презервативами унитаз. Менеджер еще и улыбался при этом и почему-то просил у Каццоне прощения, как будто это он, менеджер, все это устроил, хотя использовать столько презервативов - явно не под силу одному человеку. Дама со второго этажа, которой кто-то из гостей наблевал на прическу (а чего, дура, из окна высовывалась?), пришла утром с улыбкой и с извинениями за ночные крики и ругань. Каццоне отымел ее на трюмо, выдавив ее спиной зеркало.

Антонио встал и пошел в номер царственной походкой, как он ее себе представлял. По дороге он остановил давешнюю мулатку и сказал, просовывая стодолларовую купюру ей за трусики  - "Крошка, почему бы тебе не принести ужин в 416 номер? На двоих". Мулатка улыбнулась "Надо что-то начинать делать" - подумал он. Что делать, Каццоне не знал. Будучи доселе честным, он никогда не думал, что делать с четырьмя миллионами долларов. "Потратить все на баб и выпивку - пожалуй, здоровья не хватит", - думал Антонио.

Он поднялся в номер, но не успел закрыть за собой дверь. Из коридора в номер влетел крупный смуглый мужчина и оглушил его чем-то тяжелым. "Ахмед?" - с удивлением подумал Антонио, проваливаясь в беспамятство.

-- Пашутка, тебе надо вставать, -- ворковала голая Люська, оперируя своей ладошкой не только в районе его лица, но и в более удаленных местностях. - Ну, Пашка же!
-- Чего тебе, ненасытная, -- отбивался Павел, мотая русой головой и с трудом продирая васильковые глаза. - Вот, чума, а не баба!
Люська тихо хихикала и продолжала активно будить Павла, что было не так и сложно, потому что отдельные его органы уже просыпались. -- Давай, давай, шпионы не спят! Книжку прочел? Молодец! Тебе из Управления звонили - генерал Долгополов лично, а? Паш?..
Сон сняло как рукой. Павел подпрыгнул, с усилием ссадил с себя гнусную развратницу, добавил ей для острастки ладонью по крутой заднице и схватил телефон, который соратница принесла к кровати.
-- Дура, -- шептал Незабудов, набирая номер генерала, -- надо же с такой дурой связаться! Нет, чтоб сразу разбудить, туда же, эротический массаж! Не Комитет, а публичный дом какой-то!..
Обиженная Людмила вступила в тапочки на шпильке и унесла свое лилейное тело в сторону кухни.

-- …Павел, ты помнишь операцию "Аничков мост"? - строго, но по-родственному спросил генерал Долгополов.
-- Кхм,.. товарищ генерал! -- дык как же! Сам ведь проводил!
-- Плохо, значит, проводил, -- все также по-родственному продолжил генерал. - Не довел ты ее до конца, полупроводник ты хренов, не довел!
Перед глазами Павла побежали чумные крысы, в ушах зазвенело и ему опять пришлось вернуть свое тренированное тело из положения "во фрунт", как он стоял, говоря с начальством, в положение сидя. Кровать жалобно пискнула, приняв удар его двухметрового тела, а Павлу уже мерещились нары и кремационные печи.
-- Значит так. -- Долгополов, вероятно, знал эффект, произведенный его словами, -- сейчас едешь ко мне, Людмилу, кстати, привезешь с собой - я ее лично… проинструктирую, потом вылетаешь по маршруту Париж-Рим-Вашингтон. Возможны варианты маршрута. Подробности при встрече.

Павел побелевшими губами пробормотал положенное по чину прощание и, почему-то помянув японского городового, потащился в ванную.

Каццоне лежал на мокром от крови и мочи ковре и не мог пошевелиться. "Будь проклят тот день" - уже несколько раз начинал он думать, но не мог довести мысль до конца, поскольку не мог вспомнить, какие же события привели его в эту комнату, что это, собственно говоря за комната, почему у него разбита голова, и кого или что следует за это проклинать.

Дверь открылась. На пороге стояла приглашенная парикмахером мулатка. Увидев лежащего Антонио, она подбежала к нему, и сказала "Черт подери, я все-таки опоздала". Она подняла трубку и позвонила куда-то. Антонио окончательно потерял сознание и ничего не слышал.

Те, кто прежде, чем ступить на Аничков мост, сначала подъехали к Гостиному двору, располагали обширной серой Волгой и в молчании, прерываемом только редкими оперативными матюками из переговорного устройства, выгрузились наружу, в последний раз проверяя оружие и средства связи.

Тот, который собирался вступить на мост с противоположной стороны Фонтанки, появился из ниоткуда. Был он безлошаден, одет в какой-то темный комбинезон, и вообще, судя по тому, как он по-мальчишески окинул взглядом скульптурную группу, был не прочь взобраться на одно из бессмертных произведений Клодта, прежде чем занять нужную позицию.

Но не для детских забав встречались под луной человек, прятавшийся за скульптурой, и четверо, подтягивавшиеся от Гостиного.

От группы сразу отделился двухметровый квадратный блондин в длинном кожаном пальто и пыжиковом пирожке. Он уверенно вступил на мост, и, всем своим видом показывая, что бояться ему нечего, направился к середине, поглядывая на часы и посматривая вокруг. Его коллеги заняли выгодные позиции в начале моста.
Им пришлось подождать. Тот, что стремался в тени клодтовского творения, не пошел навстречу пыжиковому пирожку, а убрал прибор ночного видения, неспешно докурил в кулак сигарету, в три гимнастических прыжка спустился на лед Фонтанки, перебежал на другую сторону реки и вот там уж развернулся вовсю.

Оружием парень не пользовался. Постучав по газетному ящику в подъезде дома номер 29/66 по Невскому, он привлек внимание номера Первого, присел у выхода, встретил выбегающего ударом кулака в кадык, разоружил, завладел рацией, связал его же мохеровым шарфом и заткнул рот журналом "Нева", валявшимся тут же. Первый, очевидно, отвечал за связь.

Подскочив к номеру 2, державшему на мушке мост слева, нападавший развернул его на себя, попутно вышиб пистолет, провел обманный удар вниз и, когда второй рефлекторно согнулся, чтобы защититься, снес ему челюсть, добавил коленом по тому самому месту, куда был нацелен первый обманный удар и приложил лбом о копыто лошади.

С третьим вышла неувязочка - поискав глазами связного, он решил проведать коллегу напротив и направился на противоположную сторону моста. Неизвестный отделился от стены, постучал наклонившегося гэбэшника по плечу, вышиб и этот обратившийся на него пистолет и мастерским приемом через спину отправил противника на мокрый снег прямо под колеса ехавшего по набережной Жигуля. Из переднего окошка машины высунулось враз протрезвевшее лицо, и над ледяной рекой понесся поток изящной Питерской ругани. Третьему повезло: колеса скользнули вблизи, но не задели его.

Только теперь встреча на мосту пошла так, как было оговорено - один на один. Двухметровый протянул руку. Тот, что в комбинезоне - полез за пазуху. Микропленка поменяла хозяев.
-- Держи, Павел, -- сказал тот, что был в комбинезоне, практически, без акцента. - Товар первый сорт. Номер моего счета ты знаешь.
-- Ладно, Луи. Только смотри, если…
Последние слова Павла потонули в шуме вертолета, спускавшегося над Фонтанкой. Луи сделал неопределенный жест рукой и ухватился за спущенную с небес лестницу.

Наконец, несколько дней назад Роза перехватила звонок Абдула куда-то в Арканзас, какому-то Черному Ястребу. Судя по разговору, Абдул и этот Ястреб были подходящей парочкой. Первые пять минут оба, надувшись от важности, похвалялись своими титулами и превозносили друг друга. Роза уже хотела бросить трубку, как вдруг эти два идиота стали открытым текстом говорить об оружии. Роза насчитала почти тысячу стволов и почти четыре миллиона долларов. Потом она перерыла все ленты за прошедшую неделю, пытаясь понять, откуда у Абдула четыре миллиона одним куском. Нашла, на свою голову. Какой-то нищий брат, какой-то парикмахер. Больше всего на свете Роза не любила работать с дилетантами. Террористы хотя бы были предсказуемы.

В общем-то, Роза нарушала закон - как агент ЦРУ она не могла оперировать на территории Соединенных Штатов. Надо бы позвонить  шефу, чтоб договорился с фэбээровцами. Роза набрала номер. "Сэр, я преследую Абдула. Он в Майами. Можете получить санкцию у ФБР? Да, и мне нужны хотя бы трое" - "Извините, сэр" - "Но ведь Абдул..." - "Да, сэр" - "Есть, сэр" - "Старая трахнутая прыщавая задница" - Роза надеялась, что последнюю фразу она сказала, уже положив трубку. Хотя может это и неважно. Четыре года, и все насмарку из-за этого придурка. А потом ей придется отвечать, когда этот псих захватит заложников или взорвет что-нибудь, и этот же старый козел ее подставит.

Оставались еще личные контакты в ФБР. "Майк - набрала она следующий номер - что ты знаешь про Черного Ястреба из Арканзаса?" - "Черный фашист?" - "Не связываться?" - "Да, продает оружие" - "Четыре миллиона" - "Проследишь за ним?" - "Спасибо. Если попадется такой Абдул Абу-Хамед, суданец - у меня на него обвинений - лет на восемьсот посадить можно".

Взгляд Розы упал на парикмахера. "А пожалуй, этот тоже может на что-нибудь сгодиться" - подумала она и вылила на Каццоне воду из кувшина. Он зашевелился, приоткрыл глаз и тут же заглянул ей под халатик. "Вставай, кобель, пора делом заниматься" - рассмеялась Роза.

Антонио хотел было встать, но снова повалился. У двери послышался какой-то шорох. Роза горячо поблагодарила деву Марию за то, что не забыла запереть дверь на цепочку. Она хотела на всякий случай оглушить Антонио, но окинув его взглядом, поняла, что он не сможет ей помешать. Роза встала за дверью, выхватила из-под халата пистолет и взвела курок.

В дверь постучали.

Пока Роза смотрела на все это великолепие, официант так и сидел, растопырив ноги и подняв руки вверх. "Неудобно", - подумала Роза - "надо бы отблагодарить человека", дружелюбно протянула несчастному малому руку, помогла ему подняться и пригласила войти, совсем забыв, что ее галантный кавалер валялся на полу, вперив пустые глаза в потолок, и стонал.

Собрав то, что подлежало сбору, официант вкатил в номер полупустую тележку. Войдя, он огляделся. "Странный какой-то" - подумала Роза - "что он, в номере никогда не был. Новенький, наверное". Роскошь номера и лежащий без сознания Каццоне странно подействовали на официанта. Он вдруг выпрямился, стал выше ростом, шире в плечах. Резким движением он повернулся к Розе и с силой толкнул на нее тележку. Роза от неожиданности упала, тележка, перевернувшись, упала на нее, засыпав ее остатками еды, стукнув по лбу бутылкой шампанского, и забросав льдом из ведерка, в котором это шампанское стояло. После этого официант одним прыжком достиг парикмахера, поднял его с пола и приставил пистолет к его виску. "Брось пистолет" - сказал он Розе. "Отлично. Теперь ногой толкни его в сторону двери". Роза подчинилась. "Пьетро" - крикнул официант. В дверях появился здоровенный белокурый детина, и, быстро разобравшись в ситуации, поднял с пола пистолет Розы и взял ее на прицел. Не сводя с нее глаз, он поднял с пола бутерброд с ветчиной, засунул целиком в рот и стал хищно жевать, роняя куски ветчины. При этом он не переставая пялился в разрез халатика Розы, смешно выпячивал грудь и плотоядно улыбался, видимо считая себя очень сексуальным.

Не отпуская парикмахера, официант стянул с себя парик, оторвал усы, после чего повернул Антонио к себе. "Ахмед" - прошептал удивленно Каццоне и сделал попытку снова потерять сознание.

Дорога Ламборгини-Миура проходила через благословенные поля и яблочные сады Нормандии, об эту ноябрьскую пору почти пустые, ибо побережье Ла-Манша уже давно опустело, а груженые сельхозпродукцией трейлеры, не загромождали неширокие дороги, ведущие к спасительному побережью. Почти.

Тот серебристый километровый холодильник, который, вывернув из-за поворота, встал Лютику поперек дороги, по всей видимости, вез не фруктовый компот в банках. Синхронно с визгом тормозов трейлера, Ламборгини и Пежо раздались щелчки передергиваемых затворов двух винтовок М-16, высунувшихся из окон рефрижератора, а без всякого предупреждения из окна Пежо последовала короткая очередь из Стечкина.

Жанна деловито вскинула свою беретту, но после первого же попадания навылет в заднее стекло и приборную доску, потеряла все хладнокровие, и в ней заговорила горячая кровь предков. Однако Луи не дал воли голосу Жанниной крови, быстро пихнул ее на свое сиденье, заорал "Я поведу! Отстреливайся!" и рванул, ломая изгородь, прямо через чей-то образцовый огород.
Из рефрижератора вывалились люди в черном, побежали следом, решетя пулями живописный сарайчик фермера, тут же повалившегося в стог прелой ботвы, а из Пежо неспешно выступил Павел, аккуратно стреляя по колесам Ламборгини.

Лютик, дико виляя по мягкому грунту, выскочил с противоположной стороны огородного владения и, почувствовав под собой твердое покрытие шоссе, заскользил дальше, уходя от погони.
-- Молодцы, ребята! - похвалил всех Павел и по-товарищески приобнял Люсю. - Все идет по плану, товарищ Оболонкова.
Товарищ Оболонкова хрипло рассмеялась и достала из сумочки радиопередатчик.

Не прошло и полутора часов, как раздраконенный в пух и прах Ламборгини подъехал к набережной города Довиля, и окаменевшая от горя за своего раздолбанной любимца Жанна повела Луи-Блеза к причалу номер семь.

Капитан прогулочной яхты "Морской дьявол" всматривался в горизонт.
-- Эй, капитан! - срывающимся голосом закричала Жанна. - Возьмите на борт!
-- Возьмем, милая, возьмем, -- улыбнулся, поворачиваясь, капитан. - ВЗЯТЬ ИХ!
-- Иван… -- только и успела проговорить Жанна, прежде, чем получила от него удар под дых и потеряла сознание.

Ахмед наконец успокоился, прекратил трясти парикмахера и начал задавать вопросы. "Почему ты меня обокрал?", спросил он по-итальянски. "Где мои деньги?". Каццоне пытался что-то сказать, но выходило только мычание.
- Дай мне попробовать, - сказал белобрысый, достал откуда-то плоскогубцы, кусок провода, какой-то железный крючок, деревянный молоток, и наконец, паяльную лампу, которую тут же включил.
- Оставьте его, - вступилась Роза - я вам все расскажу.
Роза рассказала - про свою четырехлетнюю охоту на Абдула, и про то что, как она думала, произошло в номере. Каццоне радостно и тупо кивал.
- Пьетро, пошли - скомандовал Ахмед. Петр недоумевал. Откуда в этом нищем такая уверенность, такая властная интонация. А как ему удалось справиться с этой ЦРУшницей? Петр вложил пистолет в кобуру, выключил паяльную лампу, и пошел за Ахмедом.
- Стойте - раздался голос Розы - я вам пригожусь. Я изучила этого мерзавца. Никто его так не знает, как я.
- Он мой брат - возразил Ахмед.
- Все равно - ответила Роза - я позвонила знакомому ФБРовцу. Они арестуют вас вместе с Абдулом, и упрячут года на три - ну хотя бы за въезд по фальшивым документам. Без меня вам не справиться. Я еду с вами. Отдайте мой пистолет.
Ахмед и Петр пожали плечами, и троица вышла из номера и направилась в аэропорт, оставив лежать на полу Антонио Каццоне, который только что провел самый насыщенный день в своей жизни.

В это время Абдул Абу-Хамед сходил с самолета в Литтл-Рок, штат Арканзас. Его не встречали официальные лица, не считая одного мужчины в черной шляпе. Абдул взял напрокат машину, без приключений доехал до этой забытой богом дыры, Макгрегор-Хилла, осмотрелся, остановился в мотеле недалеко от города, и завалился спать. До встречи с Черным Ястребом оставалось еще два дня.

Блондин медленно наклонился над Жанной, и, обдав ее выхлопом смеси хорошей водки и плохих сигарет, раздельно произнес:
-- Детка, сейчас ты быстро скажешь все, что тебе известно о приключениях Кретьена после 1983-го года, а потом уже поговоришь со своим Иваном. И не мечтай особо, если будешь ерепениться, тобой займусь не я, а Али-Баба, -- тут Жанна увидела былого соратника, некогда отделавшего Луи-Блеза, из-за своего цвета неприметного на фоне дивана черной кожи. Али-Баба радостно засверкал белками и зубами и похрустел костяшками пальцев.

Всего лишь минут пять потребовалось на то, чтобы поставить Жанну на ноги, задать ей пару вопросов, (в ответ на которые она смачно плюнула блондину на узел галстука, потому, что выше не попала), оставить клок ее волос в руке Али-Бабы, получить от него удар в глаз, ответить диким пинком остроносой туфлей ему в голень и, уже снова оползая, услышать, что дверь каюты открывается, и какой-то новый голос, в котором она с трудом узнала сексуальный баритон Луи-Блеза, негромко произносит:
-- На пол, суки. Быстро и без шума.

Левой рукой, свободной от помахивания "Узи", нацеленным то на Павла, то на Али-Бабу, Луи-Блез втащил в каюту значительно подрастерявшего свою импозантность Ивана Абрамовича Хитрых, который беспомощно шваркнулся о пару стен, прежде чем кулем рухнуть на пол неподалеку от блондина и негра.

-- Ну, господа, повежливее с дамой надо было, повежливее, -- бормотал Луи-Блез, отвязывая Жанну, наступая каблуком на ладонь Павла, потянувшегося по направлению к старому якорьку, в декоративных целях закрепленному поблизости, тремя жестокими ударами ноги навсегда выводя из строя почки и детородные органы Али-Бабы, которому уже теперь явно не светила работа во Втором управлении, надевая Ивану Абрамовичу на голову серебряное ведерко для шампанского, и звонко ударяя по этому ведерку якорьком.

-- Вот, как ведут себя настоящие джентльмены, -- прокомментировал развеселившийся окончательно Кретьен, выводя Жанну на палубу, где прикованная наручниками к штурвалу Людмила в разорванной на груди блузке держала курс на Северную Ирландию, графство Клер, город-аэропорт Шеннон, что на побережье Атлантического океана.

Из всех троих только Роза знала, как следует себя вести за столом. Ахмед, хотя и старался, постоянно ронял что-нибудь в тарелку, обдавая всех соусом. Официанту уже пришлось отодвинуть соседние столики подальше. Петр даже не старался выглядеть как человек, он низко нагибался над тарелкой, чавкал, хрюкал, ковырял в носу и в зубах, налегал на вино больше, чем это принято, слишком громко разговаривал на итальянском и английском с одинаково отвратительным акцентом, дважды рыгнул и несколько раз вытер рот об скатерть.

Когда Петр отрывался от еды, он щедро облучал Розу тем, что он считал своим мужским обаянием. Он поигрывал перстнями и цепью, напрягал бицепсы, бросался марками машин и оружия и похвалялся ратными, финансовыми, сексуальными и алкогольными подвигами. Все подвиги, кроме, разве что, алкогольных, были явным враньем. Раньше Роза была лучшего мнения о русской мафии. Надо же - послать такого идиота на ответственную операцию. Роза уже поняла роль этого напыщенного петуха в этом деле. Сегодня был последний шанс от него отделаться. Поэтому она умело ему подыгрывала, с восторгом и почти со стоном закатывала глаза, когда он говорил что-нибудь особенно несуразное, и рассказывала про своего первого любовника "лучший мужчина к югу от Рио-Гранде", говорила она с придыханием, который якобы был русским, таким же блондином, таким же гигантом,  сильным как медведь, "только, конечно, он не был таким богатым и не имел таких связей как ты". Для убедительности Роза даже вкрапляла в рассказ русские слова, которым ее якобы научил этот чудо-любовник. Конечно, это было таким же враньем, как рассказы Петра. Русский она выучила на базе в школе разведки в Стинкин-Крик, Нью-Мексико, и значительно усовершенствовала на Кубе, когда три года следила за резидентом с дурацкой фамилией Хитрых. Ей даже пришлось переспать с этой скотиной, чтоб втереться к нему в доверие. Он не был ни блондином, ни гигантом, был походил на скунса, чем на медведя, и уж конечно не был ее первым мужчиной. Но чего не сделаешь ради карьеры.

Одновременно со всеми этими ужимками и придыханиями Роза подливала Петру вина. Брови официанта поднялись после четвертой бутылки, да так и не опускались. С не меньшим удивлением смотрел на происходящее Ахмед. Он успел проникнуться симпатией к Розе, и хотя, ей-богу, не питал к ней никаких чувств хотя бы из-за возраста, но и не понимал, что такая девушка как она могла найти в таком болване как Петр. Его страх перед Петром давно сменился презрением.

После очередного стакана Петр поднялся и, покачиваясь, пошел в туалет. Роза приложила палец к губам, вытащила что-то из медальона на шее, и бросила Петру в стакан. Когда, вернувшись из туалета он выпил очередной стакан и рухнул под стол, это никого не удивило. Роза извинилась перед метрдотелем, оставила щедрые чаевые, и они с Ахмедом под мышки выволокли Петра из ресторана.

Стоял чудный Нью-Орлеанский вечер. Старый негр, сидящий на крыльце полуразвалившегося дома, играл на гитаре блюз. Из всех дворов пахло копченой свининой. Лаяли собаки. От одного из рукавов Миссисипи доносился тихий рокот моторных лодок и веяло прохладой. На причале, опершись головой об столб сидел Петр, склонив голову на плечо и сжимая в руке пустую бутылку. Рядом лежал бездомный Нью-Орлеанский бродяга.

Роза и Ахмед, смеясь, как дети, доехали на такси до какого-то отеля, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по номерам. Роза начинала уважать этого молчаливого африканца. Она решила, что деньги, выигранные в итальянской лотерее, не относятся к ее сфере деятельности, и она не будет сильно возражать, если Ахмед их увезет. Меньше будет бумажной работы по окончанию дела. Ахмед же был рад, что нашел, наконец, человека, который еще больше чем он сам хочет посмотреть в глаза его брату.

На следующее утро на взятой напрокат машине они выехали в сторону Макгрегор-Хилла. Им еще предстояло встретиться с Майком и его партнерами и обсудить план операции.

Теперь Жанна надеялась на помощь своей давней подруги по операциям на Ближнем Востоке Розы, которая, в отличие от нее, работала только на ЦРУ. Роза хорошо помнила, что такое Иван Хитрых, так что у них были общие интересы. Документы у трио были выправлены вполне дипломатические, так что ушлый Иван Абрамович знал, что под плащом реглан, небрежно кинутым на руку Кретьена находился трофейный "Узи", так же, как ни минуты не сомневался он в том, что такому дэсперадо, как Луи-Блез, ничего не стоило пришить его в воздухе, невзирая на требования по сохранению герметичности самолета. Поэтому Иван до поры смирился .

Жанна прикрывала разбитый глаз свежекупленными темными очками "Рэйбэн" и по документам проходила, как миссис Ракова, супруга атташе болгарского посольства в Вашингтоне Стояна Ракова, с фотографии на паспорте которого обаятельно улыбался Луи-Блез. Хитрых летел по одному их своих паспортов. И, вроде как, сам по себе.

Самолеты не летают из Шеннона в Вашингтон, куда стремились попасть наши герои. Решительно все билеты на нью-йоркские рейсы были распроданы, и поэтому троица направлялась в Атланту, вернее в то, что осталось от нее в результате последних Олимпийских игр.

Быстро доставшийся игрой в шпионов Луи-Блез предвкушал припадение к груди старой французской кухни, прогулки на крокодильи фермы, старый-добрый Луизианский блюз и окончание своей робинзонады.

Аэропорт Хартсфилд оглушил вновь прибывших многоголосым говором, а в сияющем черным фальшивым мрамором мужском туалете какой-то незнакомый огромный блондин оглушил Луи-Блеза упаковкой Кока-Колы, родиной которой являлась та же гостеприимная Атланта. Сраженный этим сокрушительным доводом, Луи рухнул возле чудес американской сантехники на черный мрамор.

-- ...Роза, -- тем временем горячо шептала в трубку Жанна, -- мы должны это сделать сами. Пока наши шефы играют в патриотизм, весь мир может навернуться в тартарары! Ему удалось тогда подсунуть русским дезу! Он один знает, где пленка! Та лэб на французской Гвиане, где свинтили этот препарат, давно стерта с лица земли. Так, где, говоришь, мы встретимся? Что?.. Иван? Иван со мной…
Жанна оглянулась, и закончила:
-- Был…

Петр доковылял до ближайшего телефона. Пускай этот отморозок Борис остается в своей Италии. А у него и здесь есть кореша, которые помогут. Семья Нардини - Петр раньше работал на них, пока Борис не собрал всех русских в Италии вместе. Ну да, они итальяшки, но на них и свои ребята работают. Нельзя же пацану одному в мире, если, конечно, по понятиям рассудить.

Петр набрал номер Вашингтонского телефона Джованни Нардини. Пробившись через секретарш, Петр изложил ему суть дела. "Борис меня убьет, если я вернусь" - закончил он. Как он и надеялся, Нардини был деловым человеком. Он сказал: "Ладно, мы тебя возьмем. Твой Борис нам все итальянские операции портит. Только ты не вздумай соваться в эту Арканзасскую дыру. Эти черножопые ястребы давно у нас под колпаком. Но про этих твоих двух голубков мы не знали. Заодно и с ними разберемся. Спасибо за информацию. Я послал Луиджи и Василия - помнишь его? - моих лучших людей. А для тебя у меня тоже задание есть. - продолжал Нардини - Проверим на что ты способен. Приезжай сюда в Вашингтон, а по дороге заедь в Атланту....".

Около 8 часов пополудни 25 ноября к МакГрегор-Хиллу подъехали четыре транспортных средства. С запада, по шоссе из Камдена прикатил здоровенный грузовик с закрытым брезентом кузовом, в кабине которого приехали то ли два, то ли три негра. Любознательный дед с заправки, которого все считали слепым, запомнил номер, уж больно подозрительным ему показался грузовик. Позвонив Тому в полицию штата, Донован без труда установил, что этот грузовик принадлежит Лерою Уилкинсону, ныне Мустафе Ибн Хасану, который именовал себя Черным Ястребом и был главарем одноименной организации. Донован тут же позвонил этому клоуну Майку из ФБР и наорал на них. Это был, конечно, блеф, он и сам ничего в тот момент не знал, тем не менее федералы признались, что да, им было известно, что Черные Ястребы замешаны в этом деле, и что да, они просят прощения, что сразу ему не сказали. Грузовик исчез, и Лерой Уилкинсон и еще двое домой не вернулись, о чем шериф Дарнгейта, откуда эти трое были родом, ничуть не жалел. За грузовиком, укрытый от других, явно кто-то лежал. На этом месте валялся автомат "Узи", из которого недавно стреляли, и не меньше двух сотен гильз.

Чуть позже со стороны кемпинга подъехал угнанный у Стэнли "Шевроле". Люди Тома уже установили, что в нем сидел этот Абдул аль Мавхад, итальянец Луиджи Чиккони и какой-то русский. Этот аль Мавхад пробыл в кемпинге четыре часа и оставил там паспорт. Паспорт проверили, и выяснили, что фотография в нем недавно переклеена, печать грубо подделана (куда пограничники смотрят?), и что его настоящий хозяин преспокойно живет в Судане и потерял паспорт три года назад во время туристической поездки в Рим. Кто такой этот аль Мавхад на самом деле, выяснить казалось почти невозможным - мертвого ведь не спросишь. Шевроле нашли за городом. Откуда взялся "Форд", на котором итальянец и русский приехали за этим черномазым, и куда этот "Форд" потом делся, установить не удалось. Видимо, эти двое на нем уехали. Да и черт с ними в самом деле, пускай едут в своем долбаном форде на свой долбаный Восточный берег. И угораздило же их всех устроить эту кровавую баню именно в Макгрегор-Хилле.

Со стороны реки приехал мотоцикл. Никто его не видел и не слышал. Доновану удалось найти цепочку женских следов, ведущих от мотоцикла. Никто не знал, как выглядела приехавшая женщина. Единственная зацепка - нога ее была маленького размера, но судя по длине шага она была в отменной физической форме. При этом отпечатки левой ноги были глубже, чем правой, что могло означать, что она несла тяжелый предмет, например оружие. Донован нашел место, где она лежала. Он бы и сам выбрал это место, если бы учавствовал в той стычке. Все поле идеально обстреливалось. Мотоцикл, по всей видимости, был брошен в реку. Бесследно исчезла и сама дамочка.

Наконец, четвертый автомобиль был Джипом Чероки. На нем приехал со стороны мотеля один смуглый мужчина с чемоданчиком. Старик с заправки видел его уезжающим несколькими часами позже. Джип был найден недалеко от Мемфиса. Он был угнан накануне, в нем не было ни одного отпечатка пальцев, и вообще ничего, что указывало бы на личность водителя. Работал профессионал.

Следы, в точности соответствующие следам мнимого аль-Мавхада, вели от того места, куда приехал Шевроле к месту приезда джипа. По дороге на земле появлялись кровавые лужицы, и наконец возле самого джипа была огромная лужа крови, в которой и был найден этот суданец. Кровь убитого, кровь в луже и кровь в следах были одной и той же, довольно редкой - нулевой отрицательной - группы крови. Ясно, что этот аль Мавхад, или как его на самом деле зовут, пошел зачем-то к джипу, по дороге был ранен, и дойдя, умер. В кармане трупа не было найдено никаких документов, кроме залитой кровью открытки на французском, без фамилий и адресов, а потому бесполезной. Труп был изрешечен пулями из Узи. Так он и лежал в этой луже крови, пока этот макаронник, русский или оба они не увезли его с поля битвы. Хотя зачем они это делали, было выше понимания Донована. Но он давно понял, что бесполезно искать логику в поведении бандитов.

Лужа крови была не единственной. Там, где стоял грузовик, крови тоже было немало. Анализ показал, что она, скорее всего принадлежала черному мужчине, видимо одному из ястребов. Крови было немного, и вся она стекла в одну точку, так как будто человек был убит одним метким выстрелом и быстро на месте умер. Хорошие новости для шерифа из Дарнгейта. Жалко, что не все трое. И действительно, через пару дней из реки было выловлено тело черного мужчины, убитого выстрелом в висок из снайперской винтовки. Шериф опознал убитого - он был правой рукой Черного Ястреба по прозвищу Коричневый Ворон.

В тот же день был найден еще один труп. На него наткнулся сам Донован неподалеку от места, где был брошен Шевроле с трупом суданца. По отпечаткам пальцев удалось выяснить, что это - Луиджи Чикони, тот самый, что приехал за суданцем в мотель на исчезнувшем Форде. Кусты возле трупа были поломаны, как будто там дрались. Несчастный Луиджи, видимо, там и был убит каким-то тупым предметом. Рядом Донован обнаружил на дороге следы джипа.

Жанна видела, как полицейские повели шатающегося Луи-Блеза в наручниках к машине. Значит, придется ей действовать в одиночку. Однако, стоило ей на пару шагов отойти от телефона, как ее профессиональный взгляд поймал в толпе ублюдочного вида белобрысого громилу, до боли похожего на того русского, что похитил их на побережье Франции. Пытаясь затеряться в толпе и двигаясь назад к банковской стойке в глубине зала, она почувствовала спиной твердый металлический предмет…

-- Значит, в Вашингтон поедем, Жанночка? -- своим сальным задушенным голосом заговорил Иван по-русски. - Вашингтон - это хорошо, мне туда тоже надо. Давно уже. А лягушатника твоего, Ликбеза этого, до поры тут подержат, я договорился. В Вашингтоне сюрпризов мно-oго будет. Тебе хватит.

Говорил Иван Абрамович по-русски, и Жанна понимала его, цепляясь только за географические названия. Русский она тоже когда-то учила, но разговорный ее был плох. "Выживу - прочту "Преступление и наказание" в оригинале и усыновлю палестинца", -- быстро дала она в уме обет.

По дороге в полицию Луи-Блез окончательно протрезвел. Он вспомнил, что дело было не только в нем, а в той крошечной микропленке, за которую уже погибло масса людей, а могли погибнуть еще больше. Принципиальная схема производства сверхнового генетико-фонетического оружия массового поражения, подробное ноу-хау, места хранения стратегического сырья и расположение подземных лабораторий - все было в том крошечном рулончике. И один Луи-Блез знал, где он его спрятал. Нет, ему не дадут отдохнуть на нарах. Его достанут из-под земли и заставят сказать, где пленка. Надо было ее достать.

Всего-то и проблем оставалось сейчас у Луи-Блеза - освободиться от двух полицейских, наручников, попасть в другой аэропорт и прилететь в Вашингтон, где надо было найти Жанну. А потом уж и Нью-Орлеан…
-- Друг, -- прохрипел Луи сидевшему рядом копу, -- угости сигареткой, помираю.
Когда сердобольный коп полез в карман за своим несчастным "Кэмэлом", Луи глубоко вдохнул, сильно ударил его головой в висок, не теряя темпа, открыл дверцу машины и вывалил копа на обочину. Пока осатаневший водитель пытался справиться с управлением, Луи-Блез накинул цепь от наручников ему на шею и захрипел в ухо: "Ключ, приятель, ключ давай!" Полицейский пытался вырваться, и поэтому Луи пришлось ударить его по переносице браслетом наручников, нажать на педаль тормоза рукой, извлечь ключ самому и, заковав копа в свои же кандалы, переправить до поры на заднее сиденье. Ган второго полицейского Луи взял себе. Ведь ему еще предстояло долететь до Вашингтона.

Помимо микропленки неизвестного содержания Иван должен был вернуть на родину еще и огромную сумму денег, из-за которой уже прошла кровавая разборка тройки региональных группировок. Теперь, когда им удалось хотя бы временно обезвредить эту взрывоопасную французскую парочку, надо было устроить теплый прием некоему Абдулу - международному террористу родом из Судана, которого, по данным Ивана, со дня на день, или даже, с часа на час ждали в Вашингтоне. Операцию по захваты Абдула им надо будет опять провести самим и без шума, потому что деньги предстояло перевести на нужды интересов Родины на Ближнем Востоке, а не швырнуть в бездонную глотку американской бюрократии. С этим Павел и Люся не могли не согласиться.
И еще, в случае удачи, Иван пообещал Павлу один большой личный сюрприз. Он сказал, что это будет больше, чем деньги. Павел с Люсей переглянулись и отправились в ближайший фитнес-центр с сауной.

Луи-Блеза встретил в Вашингтонском национальном аэропорту Рональда Рейгана давний приятель, с которым они не виделись с того самого 83-го года. Полная противоположность Луи-Блезу, холодный англосакс с идеальным Гарвардским английским, ФБРовец со своим взглядом на многое из того, что происходило в родной стране, Барт Ричардсон единственный мог оказать другу помощь в столь нетривиальной ситуации.

-- Барт, -- сказал Луи-Блез, принимая из рук друга сигареты "Галуаз" и новый набор документов, -- мне… мне надо найти одну даму, -- тут голос Луи-Блеза вдруг предательски дрогнул, и он вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую потертую фотографию черноволосой женщины со светлыми глазами. -- Видишь ли… у нее разбилась машина… и теперь -- кроме меня у нее никого нет.
-- Мы найдем ее, Луи, -- не задумываясь, ответил Барт, и его вечно иронический взгляд потеплел.

Проснулся он оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Высокий худощавый брюнет, похожий на сутенера, какими их обычно изображают в кино, стоял над ним с пистолетом в руке. На ствол был навинчен глушитель.
-- Вставай - сказал он по-итальянски - поедешь с нами. Пойдешь говорить со своим братцем.
-- Но мы не разговариваем уже двадцать лет - попытался объяснить Ахмед, но брюнет только отмахнулся.
-- Вот и хорошо - вам будет о чем поговорить - неуклюже пошутил он - Мы все знаем и про тебя, и про твоего брата. Мы могли бы просто его убить, но нам не нужно лишнего шума. Ты его отвлечешь, это главное. Он ведь не станет в тебя стрелять.

Часы показывали без пяти семь. Час пять минут до встречи у холма. Двадцать минут до приезда Розы. Не видя других вариантов, Ахмед встал и поплелся за брюнетом. В очередной раз он обругал себя за то, что не отказался от денег. Пусть бы они все перегрызлись без него.

Расставшись с Ахмедом, Роза разжилась где-то мотоциклом, снайперской винтовкой, пистолетом и биноклем. Окружными дорогами, стараясь не привлекать внимания, она приехала в Макгрегор-Хилл на встречу с Майком. Майк уже сутки ошивался там, правда ничего толком не выяснил. Он даже не знал, появился ли в городе Абдул. Роза про себя обругала его - как всегда, никакого толку с этих федералов. Роза предложила Майку брать Абдула и Ястребов в момент передачи денег - так будет проще доказать вину. У нее даже был план, как это сделать, не рискуя особенно. Но Майк ее опередил "Да, я и сам так думаю. А план у меня тоже есть. Конечно, для этого понадобятся еще люди" - важно сказал он - "но это не проблема. Я скажу, чтоб срочно прислали". Майк явно хотел сделать из этого типичную ФБРовскую операцию с взятием злодеев в кольцо, прожекторами и криками "бросай оружие". Роза, вздохнув, подчинилась. Не время было искать других партнеров, а она здесь, строго говоря, вообще вне пределов своей компетенции. Поэтому Майк пошел искать людей и планировать операцию, а Розе оставалось только разведать, как следует, местность, быть поблизости и прикрыть, если что. Она думала, было, заехать за Ахмедом пораньше, но потом решила дать ему отдохнуть.

Майк был вынужден согласиться, что его начальник прав. "Эта Альварез, может, что-то и понимает в своих шпионских делах, и, конечно, красивая бабенка, но зря она суется в дела ФБР - думал Майк - голливудских фильмов она насмотрелась, что ли? Надо ж такое придумать - брать в момент передачи денег - Майк уже забыл, что сам за это выступал - да как же их взять-то, поле насквозь просматривается и простреливается. А потом еще разбираться с этим черномазым. Нет уж, пусть он мотает из страны, нам же меньше работы. Иначе по головке не погладят".

Рассудив так, в семь часов вечера Майк Свини сидел в кабине огромного трейлера возле развилки дорог. Как он надеялся, вскоре на развилке должен был появиться грузовик с Ястребами. Его напарник, Дик, уже сообщил ему, что Ястреб и его правая рука Ворон недавно выехали из Дарнгейта в этом направлении. Дик следовал за грузовиком на безопасном расстоянии. План был прост, а потому эффективен. Вывести трейлер на дорогу, чтоб не вздумали удрать. Дик подъедет сзади. Остановить, представиться, осмотреть машину. Они едут продавать оружие, у них должны быть хотя бы образцы. Учитель Майка всегда говорил - "Не важно, за что поймать. Главное, кого поймать", после чего рассказывал всем известную историю про аль Капоне, пойманного за неуплату налогов.

План пошел прахом, когда этот дегенерат Дик позвонил в панике и сказал, что потерял Ястребов. На своем маневренном грузовичке они срезали угол прямо через поле. Дик пытался их преследовать, но его Форд застрял в жирной земле. Выталкивая Форд, Дик был обстрелян из дробовика фермером - владельцем этого поля, и теперь не мог передвигаться ни на машине, ни пешком. Майк слышал в трубке крики этого наглого фермера про священное право собственности, про дармоедов из Вашингтона, и про то, как он подаст в суд на ФБР. Было уже без десяти восемь. Между тем Майк сидел в тяжелом трейлере, и если он попытается сунуться на поле возле холма, то неминуемо застрянет, как и Дик. Идти через огромное поле пешком ему тоже не улыбалось. Майк завел мотор и помчался в город, где стоял его джип. Он был почти уверен, что не успеет, но не терпел бездействия, и, особенно, поражений.

-- Барт Робертсон, -- представился он и протянул ей руку.
Жанна недоверчиво ее пожала и инстинктивно поправила волосы. Знала она эти поначалу насмешливые взгляды…

-- Миссис Ракова, -- Робертсон называл ее по фамилии в диппаспорте, -- вы защищены дипломатическим иммунитетом, и я приношу свои извинения за то, что вы были насильно задержаны. Я провожу вас в гостиницу.

-- А вы, вообще, кто? - пренебрегая вежливостью, спросила Жанна не очень дружелюбно, потому что в этих обстоятельствах мало верила в чудеса.

-- Я - друг, -- ответил иронический, взял ее под локоть и повел к выходу мимо всех тех людей, которые пять минут назад так прилежно ее сторожили.
Они вышли на улицу прямо рядом со зданием Национального музея изобразительного искусства, в квартале от штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне.

У обочины был припаркован открытый "Плимут-Праулер" 96-го года сатанински-лилового цвета, и Жанна сразу почувствовала себя физически лучше. Роскошные машины были ее слабостью. С водительского места, как в замедленной съемке, улыбаясь так, что все у нее внутри сначала взлетело, а потом рухнуло, обернулся чем-то ужасно довольный Луи-Блез, выпрыгнул на обочину и открыл дверцу.
-- Извини, воробышек, -- махнул он рукой внутрь машины, -- Ламборгини были только красные, пришлось пригнать вот это.

Абдул пребывал в прекрасном настроении. "Революция только тогда чего-нибудь стоит - вспоминал он - когда она умеет защищаться". Сейчас он добудет оружие для своей революции. Потом его перевезут в Судан с диппочтой друзья из посольства, но разумеется, не все. Часть останется здесь, у его верных друзей в Америке, поджидая своего часа. Ничто не могло нарушить его планы. Он уже осмотрел место встречи и остался доволен. Огромное ровное поле, закрытое со всех сторон холмами, простиралось на несколько миль. Никто не подберется неожиданно. Никто ничего не увидит с дороги. Толковые ребята эти Ястребы. Даже джип оставили в условленном месте. Они договорились, что ничего разгружать не будут, тем более, что Ястреб должен был приехать в одиночку. Они выйдут друг навстречу другу, оставив в машинах каждый свой груз: Абдул - деньги, а Ястреб - оружие. Абдул уедет на грузовике с оружием, а Ястреб - на джипе с деньгами.
Никаких гарантий, конечно, не было, но Ястреб и Абдул давно знали друг друга - еще со времен учебы в Ливии - и каждый знал, что с другим шутки плохи. А главное, они имели общих покровителей, с которыми шутить и вовсе не следовало.

Коричневый Ворон, напротив, с утра был не в духе. Эта шлюха, его сестра, пришла домой под утро, и когда он врезал ей по роже, в слезах призналась ему, что беременна. Он, конечно, дал ей жару. Кажется, переборщил чуток. Она долго не признавалась, кто этот мерзавец. Потом сказала. Какой позор - его единственная сестра спуталась с белым, и с кем! - Ворона чуть кондрашка не схватил - с этим очкариком из города. Ворон уже собирался пойти проучить ублюдка, но пора было ехать на дело. Ну ничего, он вернется и покажет им обоим.

Ворон нервно постукивал пальцами то по рулевому колесу, то по приборной доске. Ястреб уставился на него, потом на его руку, и вдруг заорал, обозвал психом и идиотом и больно стукнул Ворона по пальцам рукояткой пистолета. Ястреб, видимо, тоже был на взводе.

Роза подъезжала к месту встречи в задумчивости. Ахмед куда-то исчез. "Неужели струсил?", спрашивала она себя. В общем, Роза не могла его винить. Ей и самой становилось неуютно при виде этого огромного, выстывшего за долгую осень распаханного под пар черного поля, на котором должны были встретиться головорезы с двух континентов. Роза оставила мотоцикл около старой корявой ивы на берегу реки и поднялась на холм, откуда отлично просматривалось все поле. Пока на нем никого не было. Косой лунный свет освещал борозды, и казалось, что в каждой кто-то прячется.

Несколькими минутами позже с востока подъехал джип, который встал довольно далеко от грузовика. Роза похвалила себя еще раз - от нее до джипа тоже было ярдов триста - пустяковая дистанция для снайперской винтовки, если она понадобится. Из джипа вышел мужчина, в котором Роза узнала Абдула. Он помахал рукой в направлении грузовика, продемонстрировал какой-то чемоданчик и положил его назад на сидение. Роза ликовала. Вот он - человек, за которым она охотилась четыре года, собирается совершить преступление на территории ее собственной страны. "Где же, черт побери, Майк?" - начала волноваться Роза. Она понимала, что ФБРовцы прячутся, чтобы появиться неожиданно, но полагала что уж от ее-то наметанного глаза они бы не укрылись. Да и негде им было прятаться, разве что под землей. На время выбросив это из головы, Роза продолжала наблюдать.

Почти одновременно на поле выехал какой-то Шевроле. Он остановился примерно в том же направлении от Розы, что и джип, но чуть подальше от нее. Этого Роза не ожидала. Если это маневр Майка, то ничего глупее и придумать нельзя. Кто знает, на что способны эти Ястребы, да и Абдул, увидев кого-то третьего там, где они рассчитывали без помех встретиться. Но это был не Майк. Дверь Шевроле открылась, и из нее вылетел Ахмед. Худой брюнет вышел вслед за ним и навел на него винтовку. Роза разглядела поодаль на дороге еще одну машину, но даже в сильный бинокль не смогла рассмотреть ее водителя. Во всяком случае, он остался в машине и пока не мешал.

Оценив ситуацию, Роза упомянула свинячего бога и деву Марию. Два негра, Абдул, брюнет в Шевроле, и еще этот вдалеке, хорошо если один. Пять человек, все настроены явно враждебно. Майка нет. Лучшим решением было бы уйти, или отлежаться здесь на холме. Она бы так и сделала, если б не было одинокой фигуры Ахмеда, который медленно шел в сторону джипа, отбрасывая зловещую длинную тень и спиной чувствуя нацеленный на него ствол.

После этого началось настоящее побоище. Прикончив Абдула, Ворон повернулся к Ахмеду, успел выпустить пулю или две, и, видимо, ранил его, но у него кончился магазин, что и спасло Ахмеда, который упал, спрятался в борозду и по ней медленно пополз к ближайшему укрытию - оставленному Абдулом джипу. У Розы отлегло от сердца, когда она увидела, что Ахмед двигается. Она передернула затвор снайперской винтовки и, не дав Ворону перезарядить автомат, выстрелила ему под левую лопатку.

Ястреб, стоявший перед грузовиком, почувствовал себя неуютно. Перебежав за грузовик, он подобрал автомат Ворона, и открыл огонь в сторону Шевроле. Он все еще не терял надежды заполучить деньги, и мелкими перебежками двигался в сторону джипа. Луиджи отвечал меткими одиночными выстрелами, прижимая Ястреба к земле и двигаясь в ту же сторону. Ахмед, которого на время оставили в покое, ни живой ни мертвый от страха, и истекающий кровью из раны в плече, приближался к джипу. Роза начала жалеть, что она так далеко от основных событий, и в полный рост, уже не прячась, побежала. На полпути она увидела, что у Ястреба что-то случилось с автоматом, видимо перекосило патрон, и он вжался в землю, ожидая пули. Но Луиджи больше не интересовался Ястребом, который, увидев это, быстро пополз в сторону своего грузовика. Луиджи, ухмыляясь, подошел к Ахмеду и навел на него свое ружье. Целиться из винтовки Розе было некогда, а для пистолетной стрельбы было еще далеко. Она все равно выстрелила, и, естественно, не попала, но привлекла внимание Луиджи, который спрятался за джип и открыл по ней довольно меткую стрельбу. Залечь означало дать Луиджи время расправиться с Ахмедом. Поэтому Роза продолжала бежать, петляя, как заяц, и время от времени стреляя по Луиджи из пистолета. Она почувствовала, что ранена в бедро, но продолжала бежать, припадая на одну ногу.

Ахмед был смертельно напуган. Он еще не бывал в таких переделках. Ему было стыдно из-за того, что он лежит, вжавшись в землю, у него болело раненое плечо, и он больше всего на свете хотел вернуться на перекресток в Риме и всю оставшуюся жизнь мыть стекла. Но тут он вспомнил о дочери. Он понял, почему ему нравится Роза - ей столько же лет, сколько и Жанне. Он представил себе, что какой-то бандит может вот так же стрелять по его дочери, и страх, боль, стыд как рукой сняло. Он поднялся, не обращая внимания ни на крик Розы, ни на удивленное лицо Луиджи. Одним прыжком он достиг Луиджи, упал на него сверху, прижав его к земле лицом вниз, обхватил его горло локтем и заломил вверх его голову и шею. Луиджи выронил винтовку и как-то сразу обмяк. Ахмед встал, руки его тряслись. Роза подошла, с интересом посмотрела на мертвого Луиджи, и обняла Ахмеда, который плакал от пережитого - первый раз в жизни он убил человека.

С начала этой отвратительной стычки прошло не больше десяти минут - или целая вечность. Наспех перевязав раны, Ахмед и Роза решили, что следы надо скрыть, хотя бы на время, иначе местная полиция будет у них на хвосте уже сегодня ночью. К счастью, Ястреб, тоже, видимо, поняв это, дополз до своего грузовика, втащил туда тело Ворона, и укатил. Ахмед и Роза, оба раненые, погрузили в обширный багажник Шевроле трупы Луиджи и Абдула. Ахмед посмотрел назад, на дорогу, где только что стоял Форд с напарником Луиджи - Василием. Форд исчез. Решение созрело в голове Ахмеда. Он начнет новую жизнь. В кемпинг за паспортом в таком виде все равно нельзя. Он надел куртку Абдула и нащупал в кармане его паспорт. Вытащил все из своих карманов, включая и ту самую, пятнадцатилетней давности открытку от Анны, и распихал все это по карманам своего убитого брата. Наконец, Ахмед сорвал парик с головы Абдула - немногие знали, что Абдул был так же лыс, как и Ахмед - и водрузил его на свою голову. Роза в который раз поразилась сходству братьев. Ахмед сел за руль джипа и покатил, нарочито медленно, в сторону города. Рядом с ним на переднем сидении лежал серебристый чемоданчик с четырьмя миллионами долларов. Роза на Шевроле уехала в противоположную сторону заметать следы.

Василий струхнул не на шутку. Они планировали легкую чистую операцию, а тут такое... Он видел, как упал Абдул, но не знал точно, что произошло на поле после этого, и не очень стремился. Важнее сейчас было уцелеть. Он остановил машину на Мейн-Стрит, чтобы собраться с мыслями, как вдруг увидел джип с Абдулом. Курчавая шевелюра, надменное лицо - все сходилось. Он не стал преследовать джип в одиночку на своем худосочном Форде, а вместо этого позвонил в Вашингтон.

Роза торопилась. Где-то ведь был и пропавший куда-то Майк. Вот уж с кем ей совсем не хотелось встречаться. Как и с местной полицией. Отъехав за старый мост, она вытащила из багажника верхний труп - это оказался Луиджи - и потащила его в лесок. Запутывать - так запутывать, решила она, весело проломила трупу череп каким-то камнем, сломала несколько кустов, и удовлетворенная пошла назад. Она стала вытирать от отпечатков пальцев приборную доску Шевроле, и, отдышавшись, собиралась сделать что-нибудь необычное со вторым трупом, например подвесить его за ноги с моста (вот, наверное, полиция бы удивилась), но Абдул оказался слишком тяжел. И все равно пора было идти - вдали показались фары, которые на этой дороге и в это время могли принадлежать только джипу Ахмеда. Роза влезла на переднее сиденье, небрежно швырнула чемоданчик назад, и джип покатил на восток, в сторону Мемфиса.

-- Иван, наша задача несколько упрощается, - монотонно цедил он. -- В перестрелке погибло много лишних людей. Этот дилетант-суданец, который упер деньги, погиб. Теперь они находятся у особо крупной рыбы - международного террориста Абдула, и он направляется в Вашингтон. Ждите его в Аэропорту Рональда Рэйгана. В зале будет помощь. И я не удивлюсь, если ты узнаешь этого человека. Я буду на связи.

Павел и Люся проверили оружие и связь и выдвинулись в направлении аэропорта.

Был, конечно, еще один выход, но Розе даже подумать об этом было противно. "Я должна бы тебя убить" - мрачно сказала она Ахмеду. "Шучу - добавила она, увидев, как Ахмед отшатнулся - это у нас в ЦРУ такой юмор". Роза заплакала и уронила голову на плечо Ахмеда. "Черт с ней, с карьерой - подумала она - не нужна мне карьера, которая требует убивать друзей. Уеду назад в Мексику, буду помогать отцу выращивать виноград".
Но сначала Розе предстояло последнее дело.

Сойдя с самолета, она быстро затерялась в толпе и на такси доехала до здания ЦРУ в Лэнгли. К счастью, у нее был допуск в кабинет начальника отдела. Это было все, что ей требовалось. Даже опыт, приобретенный на курсах хакеров, не понадобился. Как Роза и предполагала, этот старый склеротик не мог запомнить свой пароль - четыре буквы, две цифры и два знака препинания - и записал его на листке бумаге, приклеенном под клавиатурой. Роза включила его монитор и легко проникла в базу данных госдепартамента под именем шефа.

Абдул Абу-Хамед значился в госдеповском списке людей, подлежащих аресту при пересечении границы. Она сама внесла его туда, когда узнала, что Абдул едет в Америку. Неповоротливая машина госдепа тогда не успела сработать вовремя, чтобы поймать Абдула при въезде. Но сейчас все шестеренки наверняка уже повернулись, и пограничники арестуют Ахмеда прямо в аэропорту, если он попытается выехать из Соединенных Штатов.

Роза ввела команду удаления записи, отключила монитор и вышла из здания, в которое не намеревалась возвращаться.

Цепким взглядом ощупывая толпу, Люся увидела искомую туго кудрявую голову, благородное черное лицо и взгляд, принадлежавший человеку, привыкшему повелевать. Сомнений быть не могло - Абдул прибыл из Мемфиса. И похоже, он был один. В руке подозреваемого был чемоданчик, в котором вполне могло поместиться около четырех миллионов долларов. Людмила ускорила шаг, заскользила одновременно наперерез Абдулу и навстречу Павлу, горячо шепча информацию в лацкан своего золотистого пиджачка, когда ее взгляд внезапно наткнулся в толпе на абсолютную копию Павла, только в худшем, как бы подержанном состоянии.

-- Незабудов, -- по старой школьной привычке кликнув Павла по фамилии, -- зашептала Люся в комлинк, -- у тебя объявился двойник. Я не буду ничего предпринимать. Подходи к пятому терминалу. Преследую Абдула.

Несгибаемый Павел, немало вещей на своем веку повидавший через прицел табельного и нетабельного оружия, услышав это, почему-то осел, постарел, посерел и совсем нехотя двинулся наперерез мнимому Абдулу и навстречу своей бойкой напарнице.

Роза строго-настрого наказала Ахмеду засесть в один из местных баров (она даже отвела его туда и заказала его любимый коктейль "Кароший мужик") и никуда оттуда не двигаться. Но Ахмедом внезапно овладел исследовательский пыл. "Миллионер я, или не миллионер? - убеждал он себя. - Честно ведь я выиграл эти деньги! А, может, я больше и мир-то не увижу! Вашингтон же,.. ну, хоть на мол отъеду… Хоть на магазины посмотрю на заморские, может, повезет, доеду я до Парижа когда-нибудь, может,.. - мечтал он, а ноги уже несли его в камеру хранения, -- может и Жанну найду… И что же? С пустыми руками? Здрасьте, мол, старик-отец заявился, и дочке даже гостинца не привез?"
Окончательно убедив себя последним аргументом, Ахмед с успехом переложил небольшую пачечку денег во внутренний карман своего чудом выжившего после всего происшедшего твидового пиджака, а кейс с остальными деньгами запер в ящичек. Чуть не на крыльях вылетел Ахмед из узкого коридорчика между рядами ящичков в проход, все так же окрыленно огляделся, и увидел, что с обоих концов прохода навстречу друг другу и прямо на него шли два Петра.

Ахмед не мог поверить своим глазам, но один Петр, тот, кого они с Розой бросили в Новом Орлеане, был таким же испитым и вульгарным, а второй больше похож на джентльмена, если бы богатырская выправка не выдавала в нем уроженца спецшколы Комитета Глубинного Бурения.

Петры сходились, но смотрели как-то сквозь Ахмеда. Ахмед быстро прочел короткую языческую молитву, состоявшую из тройки нечленораздельных восклицаний, и кинулся на пол обратно в тот коридорчик, где запер деньги. Ящерицей скользнув между локеров, Ахмед выскочил с противоположной стороны и исчез в двери, ведущей в зал прилета.

Он уже не увидел, как Петр и Павел, постояв пару секунд в нерешительности, крепко обнялись.

Луи рвался лететь в Луизиану немедленно, но до самолета оставалось еще какое-то время, поэтому Жанна, ужасно стесняясь своей невесть откуда взявшейся сентиментальности, запросилась на Мол, где хотела присмотреть подарок матери на Рождество.
-- Понимаешь, я, вообще-то, когда в Париже, навещаю ее каждую неделю, -- оправдывалась она. -- А если уезжаю, то всегда привожу что-нибудь. Поехали, а? Я ей кассету давно обещала со Шварценеггером!
-- Ох уж, мне эти шпионки и их мамы, -- заворчал Луи-Блез, уже сдаваясь, -- ну ладно, ладно, так и быть, поехали, поехали. Только при условии, что я куплю себе звездно-полосатое белье, а тебе - колпачок Санта-Клауса.
Так, по привычке подкалывая друг друга, переругиваясь и смеясь, Луи и Жанна достигли Мола.

На Моле, как всегда, царило праздничное оживление, всегда наступающее в Северной Америке, когда Хэллоуин уже встретили, а Кристмас еще не наступил. Золотели, краснели и зеленели елочки, вокруг них блестели золотой же фольгой горшки с Пуанцетией-Рождественской звездой. Взлетали надувные баллоны, в витринах в естественных позах стояли манекенши в декольтированных черных платьях, толпа в кроссовках и спущенных ниже колен шароварообразных джинсах фланировала от прилавков с гамбургерами к стеклянным отсекам с компьютерными играми, более элегантная публика придирчиво выбирала сэйловые драгоценности, а Луи и Жанна деловито рыскали в поисках Терминаторов, но, за неимением таковых, удовольствовались "Двойным ударом".

Отойдя к перильцам и обозревая нижний уровень мола, Луи вдруг увидел фигуристую блондинку, живо пробудившую в нем самые неприятные воспоминания. Он молча схватил Жанну за руку, и они затерялись в толпе.

С диким визгом подлетев к зданию Мола, Петр и Павел ворвались внутрь, лихорадочно переговариваясь через комлинки с Людмилой, которая старалась не упускать из виду того, кого принимала за Абдула.

Наконец она увидела, как он, стараясь оставаться незаметным и бережно прижимая к себе красиво упакованную в элегантную темно-синюю бумагу с серебряным бантом коробочку, пробирается к западному выходу. Людмила быстро дала наводку Павлу и устремилась за Ахмедом.

Луи с изумлением осознал, что русская красотка находится на Моле не из-за них с Жанной, а методично преследует какого-то темнокожего старика с подарочной коробкой в руках. Наблюдавшая за Луи с верхнего уровня Жанна не поняла, почему он начал пробираться навстречу той вульгарной русской, что, впрочем, так неплохо довезла их тогда на "Морском Дьяволе" до Шэннона, и, почувствовав вдруг укол ревности, тоже направилась к лестнице вниз.

Иван Абрамович Хитрых из принципа не носивший никакого оружия, кроме пуленепробиваемого жилета, с довольной усмешкой наблюдал за происходящим. Его паутина оплела всех тех, кто должен был отдать ему деньги, сведения и жизни. Взамен он дарил им честь погибнуть в красивой перестрелке. Хитрых достал из внутреннего кармашка пиджака выгнутую по форме тела миниатюрную серебряную фляжку, не спеша отвинтил крышечку и хлебнул коньяка Remy Martin, мысленно уже поздравляя себя с повышением по службе и рисуя в уме нолики на своем швейцарском счету.

Ахмед увидел Петра и его подтянутого двойника и инстинктивно отступил в сень рождественской елки, которая случилась в середине зала под лестницей на верхний уровень. Людмила ожидала его с другой стороны елки, и рука ее уже нащупала сзади за пояском юбки верный хорошо пристрелянный пистолет.

Посередине зала, окружив елку, встали, наставив пушки друг на друга Луи, Люся, Петр, Павел, и Жанна, один лишь Ахмед растерянно продолжал прижимать к себе подарок для так и не найденной дочери.

-- Опусти ствол! - заорал Луи-Блезу Павел. - Брось пушку, Кретьен, ты все равно не жилец!
-- Застрелишь меня - не найдешь пленку, -- пел в ответ Луи-Блез, -- подумай, Павел, если еще есть, чем.
-- Щас я вас всех тут порешу, если этот черномазый не скажет, где деньги! - начинал заводиться Петр, который так и не простил унижения, которое ему довелось претерпеть в Новом Орлеане.
-- Господа, мне кажется, что мы с вами перепутали сюжеты, -- говорил голос разума устами Жанны, -- давайте разделимся! Павел, нам есть, что вам сказать!
-- Ээ-эээ, подруга, -- зазвенел голос Людмилы, -- ты нам рамсы-то не путай! Мы тут Родине служим, а не задницу свою спасаем, как ты!

Этот содержательный разговор был нарушен появлением пятнадцати копов, взявших всю живописную группу, расположившуюся под елкой, на мушку. Лейтенант забубнил в мегафон что-то о том, чтобы они отпустили чернокожего заложника.

Напряжение нарастало.

-- Ахмед! -- Вдруг перекрыл все шумы чистый женский голос сверху. - Ахмед, держись, я здесь!

И пока Иван, тугодум Петр, который не узнал Ахмеда в парике его брата, Павел и Люся соображали, что тот, кого они считали международным террористом Абдулом, был его мирным братом Ахмедом, которого им, в общем-то, не очень хотелось убивать, Роза (а это именно ее крик донесся с галереи) оседлала один из воздушных баллонов, и, как Бог с машины, стала спускаться на место разборки, нарушая баланс сил.

Тут нервы сдали даже у Ивана Хитрых, увидевшего в одном месте скопление сразу двух своих бывших наложниц.

-- ** вашу мать! - заорал Иван, с силой швыряя вниз фляжку с коньяком (о, как бы он хотел, чтобы внутри был коньяк "Наири" или "Двин", но не мог, не мог он достать его в клятой загранке!), привлекая к себе внимание копов, мгновенно открывших по нему беспорядочный огонь.

Люся тоже вскинула своего Макарова и попыталась выстрелить в Жанну, но чернокожий почему-то в этот момент дернулся в ее сторону и получил Люсину пулю где-то выше той коробочки, которую прижимал к груди.

Луи-Блез прыгнул на близнецов, сшибая их лбами, сделал отчаянный кувырок в сторону елки и с силой завалил ее на всю кучу-малу.

Роза мягко приземлилась сверху на гору раненых и убитых, а сверху с галереи, делая предсмертное сальто-мортале, тяжело плюхнулся Иван Абрамович Хитрых, довершая эту праздничную картину.

Хитрых был мертв. Почти. Никто не мог бы поручиться за его дееспособность на столь ответственном посту, который он занимал, но неизвестные спонсоры прислали в госпиталь, (где Ивану Абрамовичу удалось сохранить левую руку, основные внутренние органы, большую часть головы и пластически сымитировать одно ухо), отличную механическую коляску.

Луи-Блез отвез в больницу Ахмеда и Жанну, по дороге выслушал бессвязный бред обоих, долго крутил головой от одного к другой, сравнивал профили, разрезы глаз, даты, формы ступни, наконец плюнул и связался с Бартом.

Ко времени прибытия в центральный госпиталь, Луи-Блез знал, что если ему не суждено будет остаться в живых в результате этой операции, у Жанны, по крайней мере, будет сознание того, что она нашла отца. Если не в жизни, то в смерти.

Хирурги в операционной с трудом разогнули пальцы Ахмеда, вынимая из его рук залитую кровью коробочку с покореженным серебряным бантом. Коробочку отдали Луи. Луи-Блез не посмел ее открыть, по-прежнему на что-то надеясь.

Через шесть часов ожидания приехал Барт и сообщил Луи, что ему предъявлено обвинение по пяти статьям обвинения, каждая из которых тянет на полтора пожизненных заключения, и он, конечно, имеет право на адвоката, молчание и прочие составляющие кодекса Миранды, но лучше бы ему сесть в Бартов служебный "Форд", плюнув на свой сатанински-лиловый Праулер, и мотать, пока не поздно, в Нью-Орлеан, чтобы все-таки спасти мир, ибо Иван Хитрых, может быть, и был мертв, но дело-то его было вечно.

Луи-Блез раскидал врачей и медсестер, ворвался в палату к Жанне, с легким щелчком оторвал от ее рта аппарат подачи кислорода, быстро сделал ей искусственное дыхание по системе изо рта в рот, от чего Жанна немедленно открыла свои серые глаза и учащенно задышала, шепнул ей что-то в ухо, сунул в руки коробочку в обертке и вылетел из госпиталя, стараясь не оглядываться.

Отдышавшись в кислородной маске, Жанна осторожно развернула покореженную от крови обертку. Открыла картонную коробку. Достала оттуда шкатулку. Приподняла крышку. Балерина немедленно начала вращаться, полилась рождественская мелодия, и Жанна тихонько подцепила пальцем ключик от аэропортовского ящичка, лежавший на синем бархате у носочка пуанты балерины.

Жанна улыбнулась и позволила себе потерять сознание на два часа. Пуля, пробившая грудь Ахмеда, скользнула потом по ее ребрам, не задев жизненно важных органов.

Ахмеда спасли доблестные американские хирурги.

Его никто не встретил и не остановил. В это время дня все были на ферме. Луи без колебаний и размышлений отправился во внутренний дворик, там зашел в какой-то сарай для садовых инструментов, разгреб всякие грабли, метлы, лопаты и мешки с углем для барбекю, открыл люк в полу, спустился вниз в винный погреб, тщательно отсчитал тринадцатую бочку с северной стороны по левой стенке, вышиб пробку, запустил какой-то крюк внутрь, и, сделав бочке быструю чистку, достал нержавеющую капсулу.

Луи поцеловал капсулу, небрежно запихнул ее в карман и выбрался из погреба.

Своего друга-крокодилозаводчика Филиппа Фаберже Луи нашел на рабочем месте - Филипп кормил молодую крокодилячью поросль. Филипп не удивился появлению друга, видимо, профессия приучила его ко всяким неожиданностям.

Одной из таких неожиданностей оказалось появление на дороге, ведущей к ферме, джипа, полного русоволосых крикливых гостей, сразу начавших размахивать оружием и пугать крокодилят.

Луи нежно погладил по животу особенно симпатичного салатового малыша и тихонько положил ему в пасть капсулу с пленкой. Детеныш клацнул зубками и рефлекторно проглотил лакомство. Филипп подмигнул другу, кинул крокодильчика назад паре сотен его собратьев, быстро достал откуда-то ПТУРС-Малютку и направил в сторону джипа.

-- Леди и джентльмены, -- дружелюбно улыбнулся Филипп, -- это частное владение. Не надо пугать моих питомцев. Они еще маленькие. Считаю до пяти… раз, два,.. четыре с половиной!..

Никто не знает, что произошло за закрытыми дверями, когда две эти редкие красотки навещали жалкого инвалида, но когда спустя три четверти часа они покинули его палату, господин Хитрых находился в коме, а красотки имели весьма довольный вид. Мулатка застегивала на ходу верхнюю пуговицу, а сероглазая нимфеточного вида француженка изящно оправляла короткую узенькую юбку.

Роза очень трогательно попрощалась с Жанной и Ахмедом, пообещав, что обязательно приедет к ним, как только утрясет все формальности с деньгами.

Отец и дочь надеялись, что смогут попасть в Париж к матери Жанны где-то через год, к следующему Рождеству.

Тот факт, что она приедет с иронически настроенным Бартом Робертсоном, нисколько не смутил обретших друг друга отца и дочь, решивших, для начала, затеряться где-нибудь на Ямайке.

О дальнейшей судьбе Луи-Блеза история умалчивает.

Когда машина отъехала, Антонио обернулся и прокричал:
- Джо, ставлю семь против пяти, что "Ред Сокс" сегодня проиграют.